ее бульдозер переехал? И как объяснить странное чувство легкости во всем теле? Хотя одно с другим плохо сочетается.

— Господи Иисусе, да что со мной? — вслух сказала она.

Постепенно глаза привыкли. Кругом был полумрак, а не полная тьма. Комната, где она находилась, оказалась невелика, даже меньше, чем ее спальня. А сама она сидела в кресле, пристегнутая к нему гибкими ремнями и креплениям для ног.

Уже почти понимая, что к чему, Эшли протянула руку и освободила левую ногу. Это было непросто, но нужную последовательность действий для разблокирования стопоров она помнила. В свое время пришлось отработать до автоматизма. Открыть крепления кресла можно было не только в ручном режиме. Но именно к последнему способу она обратилась, потому что другой — с помощью универсального пульта в указательном пальце — не сработал.

Она начала освобождать вторую ногу, но, стоило замкам креплений с мягким щелчком отомкнуться, как женщина с ужасом поняла, что повисла над полом. А кресло прикреплено к потолку. Именно так решил вестибулярный аппарат.

На Земле Эшли из такого положения, конечно, упала бы головой вниз, а здесь плавно выскользнула из кресла и повисла в воздухе, дрыгая ногами.

Комната вращалась вокруг нее, как трехмерная модель. И было ощущение беспомощности, как во сне. То чувство, которое психологи квалифицируют как симптом депрессии. Вот только здесь это было в реальности.

Но тут же пришло понимание, что она всего лишь находится в невесомости. Тогда женщина перестала дергаться как жук на булавке, а развернулась вдоль своей оси и приняла «вертикальное» положение относительно пола. Необходимые для перемещения в пространстве движения их всех тоже заставляли вызубрить.

Уже что-то. Достаточно, чтобы понять, где она. Это был не первый ее полет на UNSS «Watcher-7». Но все предыдущие были учебными, и только три из них проходили за пределами атмосферы.

А что-то подсказывало ей: это не тренировка.

Тут Эшли вспомнила. Конечно, она знала, как начался тот сумасшедший денек, когда ее разбудил сигнал тревоги. Просто подсознание решило, что он уже закончился, и она снова на Земле.

Ее угораздило быть в составе дежурного экипажа и находиться на базе как раз в тот момент, когда произошло нечто из ряда вон выходящее. Поэтому у командования не оставалось другого выбора, кроме того, чтобы отправить их троих.

Ладно, с этим разобрались. Но даже для космоса… для внутреннего пространства скорлупки, которая от этого космоса отделяет… многое было не в порядке. На ней был шлем. Именно поэтому было душно, а воздух казался спертым. Видимо, кислород уже заканчивался. Она коснулась гладкой ткани костюма. Скафандры у них были как в суборбитальной авиации — легкие, но почти не стесняли движений. Для выхода в космос не предназначались, но от кратковременной разгерметизации должны были спасти. В случае аварийного падения давления в отсеках шлем должен был надуться, как мыльный пузырь, охватив голову астронавта.

Именно это, как она подозревала, и произошло. Но в памяти этот момент не отложился. Или куда-то из нее пропал.

Воздух имел привкус металла и резины, а может, пластика. Снимать шлем Эшли Стивенсон, лейтенант военно-космических сил Корпуса мира ООН (по-английски ее звание звучало как “first lieutenant”), пилот воздушных и заатмосферных судов — не торопилась. Надо было сначала выяснить наличие и состав атмосферы в отсеке.

Она привычно скосила глаза.

«Нет данных».

Для знакомой обстановки в «челноке», как они звали корабль, чего-то не хватало.

Ну да, «оболочка»! Ее не было.

Конечно, на борту Д-реальность была далека от того многоцветья, которое можно увидеть на Земле. Ни рекламы, ни моря ссылок. И у других членов экипажа в профилях не было никаких личных данных, кроме некоторых показателей здоровья. Коммуникация с поверхностью и вовсе была заблокирована и проходила только через терминал командира. Никакой лишней информации, только технические характеристики приборов и правила их эксплуатации. Кое-какие информационные ссылки можно было открыть, но в очень урезанном виде. И не из «Ультрапедии», а с базы данных на борту.

Но сейчас не было ничего из этого. Ярлыки к приборам, красные пометки командира, желтые заметки, которые она сама себе оставила — Д-реальность исчезла полностью и не включалась. Зрение не казалось ей урезанным только потому, что она и на Земле «оболочку» не любила. А в Академии их учили обходиться без «оболочки», как экипажи в прошлом веке, во времена легендарных аналоговых приборов. Для этого на корабле все системы отображения данных дублировались — и кроме линз в глазах членов экипажа и переносных «очков» выводились на обычные мониторы. Но сейчас ни один из них не горел. И «линзы» тоже почему-то не давали ночного зрения. Хотя в них был крохотный источник инфракрасного излучения, с помощью которого можно было видеть предметы даже в полной темноте.

Но слабый свет откуда-то шел.

Эшли три раза постучала указательным пальцем по подлокотнику. Там должен был визуализироваться пульт. Но голограмма не появилась.

«Фонарик, — вспомнила она. — В этом гребаном костюме встроен фонарик. И у него есть обычная кнопка. Может, заработает».

Кнопка была на запястье, примерно там, где пижоны носят часы.

Щелк! И полумрак отступил. В луче света, который вырывался из налобного фонаря, видимы стали все темные углы помещения («отсека» — поправила себя женщина). Она сменила режим, и теперь концентрированный пучок света падал туда, куда был направлен ее взгляд.

Тут же Эшли заметила, сколько в воздухе болтается предметов и сора, мешая зрению. В луче яркого света неподвижно висела пыль и обломки — несколько крупных и куча мелких.

Увидела она и второе противоперегрузочное кресло и фигуру, которая безвольно развалилась в нем. Двигаясь, как учили, будто переплывая реку, Эшли полетела вперед, слегка отталкиваясь от выкрашенной в серый цвет переборки. Ей понадобилось две секунды, чтоб преодолеть расстояние, отделявшее ее от второго кресла. Она остановилась и посветила фонариком в лицо сидящему. Он был невысокий, поэтому ошибки в том, кто это, быть не могло. Хотя это кресло принадлежало не ему.

Бортинженер и оператор систем вооружения, капитан Гарольд Синохара гермошлема на голове не имел. И дыхательной маски тоже. Эшли подумала, что он мертв, настолько тот был неподвижным. Его глаза были скрыты под линзами непрозрачного окулярного сенсора, напоминающего солнечные очки. И не ясно было, закрыты они или открыты.

Внезапно его рука дернулась. Он снял «очки» на мгновение, и пристальный взгляд заставил женщину вздрогнуть.

— Лейтенант Стивенсон, не светите мне в лицо, — произнес офицер, щуря и без того узкие глаза. — Я провожу диагностику. Сейчас закончу, и сможете доложить по форме.

Это все равно, что