Я переживал, что лохматый может испугаться подъема, начать вырываться и бить меня когтистыми задними лапами. С этим обошлось, но псу явно не понравилось, что я решил оставить его в этих зарослях одного, и он жалобно завыл и даже попытался ухватить меня зубами за штанину.

– Я скоро, старик, – пообещал я и полез обратно.

Король уже не сидел у стены, а лежал на боку, в луже мутной воды. Я осторожно присел над ним и с опаской коснулся его шеи.

Под пальцами мерно бился пульс.

Держись, дружище, держись.

Сверху Бродяга высунул голову в проем и нетерпеливо подвывал.

Лаз лестницы напоминал неширокий бетонный колодец.

Я поставил Короля к обратной стороне лестницы, лицом к себе. Там было так тесно, что, падая, Червовый Король сначала уперся бы спиной в стену, и это дало бы мне возможность среагировать и удержать его.

Прости, Эмиль, но другого плана у меня нет.

Король, нечеловеческой силой воли борясь с болью, в которой он варился последние несколько часов, шаг за шагом поднимался вверх и исправно хватался изувеченными руками за толстые прутья лестницы. Переступая на очередную перекладину, я тянул за собой Короля, рискуя в любой момент сорваться вниз.

– Молодец. Давай, еще немного! – шепотом подбодрил я рыжего или самого себя. До верхнего конца лестницы оставалось метра три.

И именно в этот момент откуда-то снизу послышалось невероятно громкое сопение, будто в туннель набежали с десяток разъяренных быков. Даже плохо соображающий, с затуманенными болью глазами Король замер и накрыл мой фонарь ладонью. Мы погрузились во мрак, как в бассейн с чернилами. Внизу, под нами, кто-то невозможно громко дышал и фыркал, словно это было громадных размеров животное. Временами слышались шорохи, короткий рык и какая-то возня. А следом раздался такой рев, что я едва не зажал руками уши.

Червовый Король схватился за меня, будто стараясь спрятаться от того, кто рыскал сейчас внизу.

Безотчетный ужас, который внушало невидимое в темноте существо, захлестывал с головой, заставляя бежать, подстегивая. Но мы не могли сдвинуться с места. Сейчас нам нельзя было издать ни звука. Оставалось только стоять на лестнице, как приклеенным, и ждать, когда «это» уберется восвояси.

Через некоторое время послышался мягкий удаляющийся в сторону «Маршальской» топот. Частые и легкие шаги, свойственные животному, передвигающемуся на четырех лапах.

Когда Король отнял кровоточащую ладонь от моего фонаря, луч света окрасился красным.

Подъем закончился, а боль в спине стала настолько нестерпимой, что я не удержал равновесия, рухнул на колени и уперся ладонями в пол. Король с громким криком упал рядом. Нужно было спешить, а я едва мог сделать вдох. Спину словно пронзило раскаленным прутом, и малейшее движение усиливало боль. Испуганный Бродяга, поскуливая, крутился рядом и то и дело тыкался холодным носом мне в лицо.

Голова поплыла. Еще немного – и начнется действие грибных спор. Нужно было убираться отсюда, а я не мог встать, не мог пошевелиться и дышал через раз.

Король судорожно вдохнул и закашлялся. Черт.

Двигаясь, как в тумане, я приложил свой противогаз к его лицу. Кашель стих, дыхание стало ровнее.

Так мы и лежали, дыша по очереди через один противогаз, пока боль в спине не стала утихать. Некоторое время я еще боялся пошевелиться, но вскоре, взвалив Короля на плечо, я медленно, пошатываясь, пошел вперед, сквозь заросли светящихся грибов. Мне приходилось набирать полную грудь отфильтрованного противогазом воздуха и прикладывать маску к лицу Короля. Дышал он часто и прерывисто.

Коридор привел нас к металлической двери. Массивный засов открылся с громким щелчком, а петли пронзительно завизжали.

Дверь не открылась даже наполовину, но в образовавшуюся щель я увидел, что очутились мы в подвале, забитом серыми чертями – жуткими человекоподобными существами с серой кожей.

Я почувствовал, как закружилась голова, а в коленях появилась противная слабость.

Серые, с выжженными глазами фигуры стояли неподвижно и, казалось, спали. Но от скрипа несмазанных петель несколько существ судорожно дернулись и повернулись в нашу сторону. На меня в упор уставились пустые глазницы с остатками чего-то бордово-красного внутри. Я перехватил дверь за ручку. Скрип стих. Фигуры успокоились и как будто умиротворенно вздохнули, погружаясь в дремоту.

Я осторожно переступил через порог и втянул за собой Короля.

Всплеск.

Пол подвала покрывал слой воды примерно по щиколотку. И если я мог бы пройти здесь бесшумно, не привлекая внимания этих тварей, которые, судя по всему, лишены зрения и обоняния и ориентируются в пространстве исключительно по слуху, то у Короля так не выйдет. Он едва-едва сгибал колени и поднимал ноги, и каждый его шаг сопровождался бы громким плеском воды. Что ж, делать нечего. Я поднял рыжего на руки и так тихо, как только мог, пошатываясь от тяжести, пошел вперед в поисках выхода.

Страха не было. У меня больше не было сил бояться. Нужно просто идти.

Лавировать между серыми чертями, нести на себе Короля и не производить ни звука оказалось той еще задачей. В любую секунду я мог поскользнуться, споткнуться, упасть, слишком громко вздохнуть, оступиться, хрустнуть осколками стекла, которыми был усеян пол под водой…

Но я шел, и мне казалось, что минуты растянулись в часы. За несколько шагов до выхода под ногой предательски хрустнуло стекло. Серые среагировали моментально. Несколько пар гниющих рук тут же принялись ощупывать пространство вокруг себя.

Я замер и почти не дышал. Их прикосновения отдавали холодом даже через комбинезон, и, положа руку на сердце, это совсем не то воспоминание, которое хочется сохранить. Через несколько непередаваемо долгих минут черти снова замерли, а мы выскочили наружу, под редкие капли начинающегося дождя.

По мере того, как ливень входил в раж, видимость ухудшалась, пока не упала до нескольких метров, поэтому пробираться вперед приходилось очень осторожно. Меня трясло. Но не от холода и хлеставшего в лицо дождя, а от того, что в любой момент я рисковал попасть в гнилые лапы серых чертей, которых здесь водилось огромное количество. И самое ужасное, что они могли подкрасться поближе незамеченными благодаря громкому шороху дождя, переросшего в настоящий ливень. Под ногами, наперегонки со мной, бежали многочисленные ручьи, иногда сливающиеся в настоящие, пусть и неглубокие, пузырящиеся реки.

Эмиля била крупная дрожь, дыхание его оставалось хриплым. Я не мог отдать ему свой противогаз, иначе сам бы рухнул где-то посреди улицы, надышавшись какой-нибудь радиоактивной дряни.

Оскальзываясь, я миновал перекресток, выбрав место, где было поменьше автомобилей. Хотя нет особой разницы, где переходить дорогу. Все транспортные развязки, магистрали и проспекты забили автобусы, грузовики и легковушки с теми, кто пытался спастись бегством в тот самый день, когда мы, счастливчики, сумевшие опередить смерть, оказались заперты в подземельях городского метрополитена. Но переходя улицу, я опасался вовсе не скелетов, прикованных ремнями безопасности к сиденьям, не черепов, скалящихся из окон, а того, что из-под любого автомобиля могла появиться серая тощая рука, молниеносно ухватить незадачливого путника за ногу, утащить к себе и медленно съесть. Заживо съесть. Поэтому я постарался как можно быстрее миновать особо опасный участок и поскорее пройти в направлении «Проспекта». Однако путь мне преградил автобус, стоящий как-то наискось. Бродяга тихо завыл. Мельком взглянув в окна автобуса, я содрогнулся. Сиденья, кабина водителя, пол – вообще весь салон автобуса был заполнен серыми чертями. Они вяло и беспорядочно перемещались внутри, ползая друг по другу и скрежеща остатками ногтей и зубов по осколкам стекла, торчащим из рам, как зубы древнего чудовища. Получается, в дождь эти серые напасти не высовываются. Прячутся где-нибудь по укромным и относительно сухим углам и ждут, пока с неба не перестанет лить. Наверное, дело скорее в шуме дождя, а не в самой воде.