– Ни телефоны, ни электронные часы, ни логика, ни законы природы, – продолжил он. – Много лет здесь работаю только я. Раньше нас было больше. Но насколько я понимаю, многие захотели оказаться поближе к Богу во всех отношениях. Думаю, все они в конце концов оказались здесь. Под землей. Хотя подозреваю, что если начать копать, то не найдешь ни одной кости. Как-то даже думал попробовать – так, ради эксперимента, но побоялся наткнуться на что-нибудь похуже истлевших мертвецов.

Шматченко отступил несколько сантиметров от края ямки и вновь загнал лопату. На этот раз получилось почти на половину штыка.

– Помнишь, я говорил тебе, что был хозяином зоомагазина? Семьдесят шесть метров торговой площади и около ста тысяч рублей дневной выручки в тех, дореформенных, деньгах. Я был одним из первых предпринимателей города. Успешных предпринимателей. В девяносто третьем мне даже грамоту «За развитие малого бизнеса» глава города вручал. Знаешь в чем заключалась моя фишка? Я предоставлял покупателям возможность возврата животного за треть цены. И девять из десяти хомяков возвращались ко мне в магазин в течение недели.

В девяносто первом у меня появился очень интересный покупатель. Он приходил всегда под вечер. Такой мужичок интеллигентного вида с пляшущими глазками и перебинтованными пальцами. Всегда пьяный и всегда с лопатой наперевес. Прежде чем отовариться у меня, он заходил в соседний магазинчик «Сад-огород».

Человек покупал белых мышей, хомячков и морских свинок десятками. Как-то раз взял сразу двенадцать шиншилл. И ни разу от него не было ни одного возврата. Ежемесячно он навещал меня не реже двух раз.

Естественно, у меня возникли вопросы, и через полгода после его первого визита я решил удовлетворить свое любопытство. В тот вечер вместо мышей он взял строгий ошейник, поводок и две банки «Роял Канина» с индейкой. Пока он укладывал покупки на заднее сиденье своей «семерки» (а делал он это по-пьяному аккуратно и медленно), я перевернул табличку на двери, замкнул магазин и сел в свой «Скорпион». «Форд» такой был. По тем временам весьма модная машина.

Мы миновали несколько жилых кварталов, прежде чем мой постоянный покупатель остановился у мусорного бака, около которого бегали собаки. Парень дал им понюхать корм и бросил банку в раскрытый багажник. Как только одна здоровая псина оказалась в багажнике, крышка захлопнулась. Думаю, ты понял, куда мы направились после этого. И уверен, ты догадываешься, что произошло там, где мы оказались.

Горка из комьев глины медленно росла. Шматченко копал от макушки Наташи вдоль ее тела. Он часто перешагивал через труп, как будто танцевал над ним, и однажды чуть не упал, споткнувшись о левую ногу. Иногда лопата задевала покойницу и оставляла на бирюзовом платье грязные полосы.

– Да, вместо этой потаскухи была рыжая псина средних размеров. Уложить ее с одного удара не получилось, и искалеченный пес долго валялся и кусал землю. Ошейник, как ты понимаешь, в финале пьесы оказался на дереве. Парень так увлекся процессом, что заметил меня только после того, как я его окликнул. Все это время я стоял у него за спиной. Видел бы ты его лицо! С такой мордой он мог бы взять Гран-при на конкурсе пантомимы. Кстати, его звали Стас. Со страху и по пьяни он выложил мне все. Весь план действий от начала до конца. Сказал, что таким образом он спасает от инсульта мать.

В принципе, мне было поровну, развлекал он хомяками детей или удобрял ими землю, но пока я продирался за ним сквозь заросли акации, ветка оцарапала «Скорпиону» дверь, и это меня разозлило. Мистическая история не исправила положения. Я назвал его садистом и набил ему морду. Сейчас я думаю, что причина моего плохого настроения была не только в оцарапанной двери. Возможно, тому, кто живет под землей, приелись хомяки с собаками, и через меня он намекнул Стасу, что хочет чего-нибудь повкусней.

Узкая яма была не больше полуметра шириной и походила больше на мелкую водопроводную траншею, чем на могилу. Докопав до левой туфли Наташи, Шматченко остановился и как будто прислушался.

– Чувствуешь? Никак не могу привыкнуть к этому покалыванию в мозгах. Как будто кто-то стучится в голову. А под Новый год прямо наваждение было. Песенка про маленькую елочку в ушах звучала. Я все время оборачивался, ожидая Деда Мороза. Злого такого Деда Мороза с мешком за спиной, из которого воняет гнилым мясом.

Когда глубина ямы достигла двух штыков, Шматченко отбросил лопату в сторону, обошел тело и склонился над ним. Раздался треск материи, и мне показалось, что он стаскивает с Наташи юбку. Я отвернулся, готовясь к продолжению кошмара. Для сумасшедшего, который приносит жертвы подземным жителям и хвалится, что умеет варить суп из собачьих глаз, половой акт с мертвецом должен был быть привычным делом. Но вместо ритмичных шлепков и стонов раздался звон колокольчика. Я повернулся. Шматченко стоял под деревом. Одной рукой он придерживал наклоненную сухую ветку Дерева счастья, на которой болтался бантик с погремушкой, а другой рукой, помогая зубами, привязывал к ветке оторванный от Наташиного платья клочок бирюзовой ткани.

– Тоже обязательная часть программы, – сказал он, закончив. – Не знаю, может быть, от этого ничего и не зависит, но проверять не собираюсь. Я как-то пытался посчитать количество вещей на ветках. Вышло что-то около шести тысяч. Похоже, что это второй по величине алтарь в мире после пирамиды Чолула в Мексике. Чувствуешь уровень?

Шматченко выкрутил из клетки крюк и острым концом расковырял небольшую дыру в стволе дерева. Обломком кирпича вбил в отверстие полую жердочку, подставил бутылку и примотал ее скотчем к дереву. В тот момент я был слишком сосредоточен на трупе, для того чтобы понять смысл его действий. Потом он порылся в нагрудном кармане и достал оттуда катушку толстых черных ниток с цыганской иглой.

– Прежде чем мы ее закопаем, зашей ей рот и выколи глаза.

– Да пошел ты, – ответил я.

– Ты же обещал, что будешь меня слушаться. Хочу тебя предупредить, что встреча с мертвецом – сомнительное удовольствие. А разговор с ним, особенно длинный разговор, – и того хуже. Слепая она еще долго не сможет найти тебя. Может, тебе даже посчастливится умереть, прежде чем это случится. А зашитый рот – отличная защита от мрачной болтовни, если она все же тебя отыщет. Не то что бы я сильно за тебя переживал. Просто должен ввести тебя в курс. Это что-то вроде ритуала посвящения. Здесь все держится на ритуалах. Ну, так что насчет глаз?

Я отвернулся.

– Ладно. Как хочешь. Это твой труп. Мое дело предложить.

Шматченко положил нитки обратно в карман и ударом ноги столкнул тело в яму.

– Я бы сказал «покойся с миром», но в нашем случае это вряд ли возможно, – произнес он, бросая на тело первую лопату глины.

Вдруг из носа у него потекла кровь. Два широких ручья почти одновременного обогнули губы и закапали с подбородка. Словно кто-то невидимый ударил его в лицо в ответ на глумление над трупом.

– Здесь всегда так. Оно выпивает всех без разбору. Не стоит задерживаться, если не хочешь остаться под деревом навсегда».