или в майках, бородка, волосы зачесаны назад и покрыты бриллиантином. Крутые кубинские ребята. Никто с ним не поздоровался, он прошел через зал, потом в подсобные помещения. Музыка навязла в ушах, хотелось выстрелить в музыкальный центр…

Очоа был на месте, он собирал снайперскую винтовку Калашникова, новенькую. У этого оружия была интересная судьба — она была первоначально предназначена для американского рынка, потом не попала на него из-за санкций, была куплена подставной фирмой в ОАЭ, как гражданский карабин ВПО-126 и отправлена в Йемен контрабандой. Контрабанду перехватило патрульное судно США, весь груз попал сначала в Джибути, потом во Франкфурт, потом в Форт-Лодердейл самолетом, таким образом, она в США все же попала. Там новенькие автоматы и винтовки были уничтожены, о чем был составлен акт, и никто не задумался, а почему нельзя было уничтожить их на месте. На самом же деле ночью к складу подошла машина, и все оружие перегрузили на нее и вот: — оно оказалось в руках кубинских борцов за свободу, у половины из которых были судимости. Сам Очоа едва не влетел за изнасилование — но вовремя свалил в армию.

— Ну, что скажешь? — спросил Очоа.

— Отлично, хефе, давно бы так. Только отполировать спуск и кронштейн укрепить — и все прекрасно. Патроны найдем на месте[23].

Чикофф не спрашивая, налил себе апельсинового сока.

— Сколько ты человек отправил?

— Сто двадцать. Двадцать уехали этой ночью.

— Должно было быть вдвое больше, как минимум.

— Хефе, не все так просто.

— А из этого, — Чикофф кивнул на ящики, — сколько ты собираешься толкнуть на черном рынке?

Очоа поднял руки в ироническом жесте.

— Послушай, Серхио …

Чикофф сел на стол.

— Объясни мне одну простую вещь, которую я никак не могу понять. Хотя я честно, пытался. Много раз. Почему мусульмане сражаются за своего Аллаха и жертвуют своими жизнями, в то время как вы лишь языком чешете…

— Да эти чалмы…

— Заткнись, Серхио. Сейчас говорю я. Я два срока отпахал в долбанном Афганистане. Программа по реконструкции. Она заключалась в том, что из бюджета США выделяли средства, и мы пытались их освоить. Построить школу, больницу. Канализацию, чтобы эти ублюдки в канаву не гадили. А они всё пытались украсть эти деньги. Или ничего не сделать в обмен на них. И я, как куратор провинциальной группы реконструкции то и дело ловил их на лжи. Каждый мой день проходил в попытках этих ублюдков вынести мне мозг.

…

— В то же самое время, талибы платили местным крестьянам по десять долларов в день. Просто ты шел в мечеть и получал десять долларов в день за то, что ты сражался с неверными. Никто и не проверял их особо. Однако они то и дело обстреливали нас и подкладывали СВО. Хотя могли бы точно так же выносить мозг и не хрена не делать за эти десять баксов. Почему так, а? Почему так происходит? Что-то не так со мной? С моей страной? Я как-то не так себя веду, или говорю? Может, мне стоит пристрелить тебя и больше мне никто не будет трахать мозг ближе к ланчу?

Серхио явно струхнул.

— Хефе, я не хотел проявить неуважения…

— О! Уважение. Долбанное уважение. Его нет. Как так получилось, что нас не уважают? И что надо сделать, чтобы уважение появилось? Не отвечай. Это вопрос риторический. Что означает, что отвечать на него не нужно. Мне нужно отправить в Колумбию еще сто человек. Надо, чтобы это сделал ты. Ты сможешь сделать это, Серхио? Как ты думаешь?

— Да. Сэр.

— Уже лучше. И оружие ты отправишь с ними, не украв половину.

— Да, именно так, сэр.

— Это хорошо.

Чикофф достал фото.

— У меня есть к тебе поручение. Как думаешь, сможешь с ним справиться?

— Да, сэр. Постараюсь, сэр.

— Вот этот тип живет в Медельине. Его надо убрать. И быстро. Сможешь?

— Кто он, сэр?

— Неважно. Адрес на обороте. Медельин — это такое место, что одним убийством больше — одним меньше, разницы в сущности никакой. Но сделать надо быстро. Используй своих людей там. Можешь и венесуэльцев…

Москва, Россия. 01 августа 2019 года.

В свое время для того, чтобы внедрить человека в Москву, проводили целые специальные операции, с подбором документов, с легендами, со всем прочим. Сейчас — надо было просто купить билет на самолет. Но все было не так просто.

Все было намного сложнее.

Полковник КНБ Айрат Галеев официально прибыл как новый военный атташе в посольство. На самом деле — он уже много лет был источником ЦРУ с кодовым именем «Всадник».

Как его завербовали? Да элементарно. Вместе с внуком тогдашнего президента страны он был отправлен в Сандхерст — элитную британскую военную академию, кузницу кадров многих армий мира. Там внук президента спился и скололся — а многих из казахской группы завербовали. Надо сказать, что казахская контрразведка этому даже не пыталась препятствовать. Наоборот, неофициально это поощрялось.

Почему так? Хм… политолог Глеб Павловский незадолго до своей смерти сказал, что последним человеком с миссией — был Горбачев. Спорно… очень спорно. В Казахстане — Елбасы[24] по получении независимости получил страну, в которой двадцать миллионов человек сидели на огромных запасах природных ископаемых и имели плодородной земли на душу населения больше, чем любая страна мира, кроме, может быть, Аргентины. При этом месячная заработная плата была меньше ста долларов. Опыта государственности у Казахстана не было никакой, политических партий не было никаких, зато были загрязненные атомные полигоны и уже тогда начавшие поднимать голову исламисты.

Тогда Елбасы начал спорный, но интересный, единственный во всем мире проект. Он начал подделывать Казахстан под британскую колонию, которой тот никогда в жизни не был. В расчете на то, что и международные инвесторы, и международные элиты будут рады действовать в примерно знакомой и понятной обстановке бывшей колонии.

Он нанял бывшего британского премьера своим советником с единственной миссией — рассказывать в Лондоне о Казахстане, и сам зачастил в Лондон. Внука и предполагаемого преемника он отдал в британское военное училище, а дочь секретаря обкома стала британской светской львицей и любовницей принца. Казахские военные отправились в Сандхерст, а полицейские — в академию ФБР в Квантико. Понятно, что обратно оттуда вернулось много британских и американских агентов. Чему Елбасы был только рад — он хотел быть понятен для англо-саксонской элиты, хотя бы так.

Он даже — единственный на всем постсоветском пространстве — начал переход на британское прецедентное право и пригласил британских судей. Ни