Тот, правда, взял Казань второго октября, а эти заполняли север города тем же числом, но месяцем позже.

Но, в путешествии по запутанным переходам Дома культуры имени Гайдара и соседнего ДК имени Ленина, могло показаться, что мечей и кольчуг здесь не меньше, чем четыре с половиной века назад. Там шли семинары по теории и практике ролевых игр вообще, читались доклады о фэнтези, Мастера Игры (загадочное, надо сказать, звание) принимали экзамен у претендентов на роли в этой игре, спрашивали знание эпизодов какой-то многотомной эпопеи. Бродили потусторонние географы с томами исследований о несуществующих — вернее, существующих где-то в книгах горах и реках. Шли при этом концерты и спектакли.

На «Зиланте» была секция фантастиковедения, участники ролевых игр носили не только балахоны хоббитов, но и ботфорты с треуголками. Передо мной была довольно закрытая субкультура со своей иерархией и сроками выслуги, не чета обычным фэнам-читателям. Субкультура подчёркивалась нарядами. Замыкающим событием Зиланткона стал бал, где плясали, шурша самошивными платьями под музыку кельтскую и как бы кельтскую. Когда танцуют красивые девушки, это делает осмысленным любое событие.

Но, помимо наблюдения за блеском мечей, сверканием бисера на камзолах и плясками под электронную музыку средних веков, визитёр мог получить особый опыт. Внимательный наблюдатель, разглядывая всё это кажущееся беспорядочным мельтешение, делал немало выводов о том, как литература превращается обратно в жизнь.

Ролевики дополнили Книгу (тут всё, как в фэнтези пишется с большой буквы) — Мечом.

Половина премий, что там вручалась, была связана с драконом, а другая половина — с мечами.

Казань тяготела к оружию, военная память жила и в тех базарах боевой амуниции на Конвенте, что я видел когда-то.

Вот груда шлемов, похожих на хромированные ночные горшки, вот те самые сабли и мечи, о которых шла речь, вот покупатель придирчиво выбирает кольчугу.

А вот уже гости и хозяева за углом бодро стучат железом о железо с радостным кастрюльным звуком.

Среди ролевых игр, что ставились по книгам фэнтези, все были военизированы, и я не помнил ни одной, что была бы сосредоточена на строительстве города.

Сообщества игроков закрыты, замкнутость их очевидна, в их тесный круг не каждый попадал.

Общество платит ролевикам издёвкой, но они хранят монашескую правду своих книг, а в капроновом рюкзаке вместе с книгами они хранят меч. На у каждого своя правда. Часто они в своей вере чище ряженых казаков с жестяными шашками.

Есть история, которая могла случиться только в Казани.

Один режиссёр рассказывал, что несколько лет назад в Казани и её окрестностях снимали фильм «Время Великих Булгар». Киностудия заказала какому-то казанскому заводу чуть ли не сотню бутафорских мечей. Но завод как-то неверно истолковал этот заказ, или же, наоборот, отнёсся к нему излишне серьёзно. Рабочие изготовили все мечи настоящими — из рессорной стали.

Каскадёры заявили, что даже они не рискнут биться этим оружием. Партия мечей замерла без движения.

Потом явились милицейские люди, осмотрели заводское творчество, и постановили, что это — оружие.

Милицейские люди велели, поэтому выбить на каждом мече номер, как положено это делать на всякой боевой стали.

Что и было сделано.

После этого к мечам все охладели.

Так и лежали они в недрах милицейского склада несколько лет.

Дальнейшая их история мне неизвестна.

Хочется верить, что они не пропали даром.

Может, именно с одним из них, завёрнутым в дерюгу, шагает через трамвайные пути престарелая толкинистка.

18.04.2016

​Звёздный мост (о конвенте в Харькове)

Харьковский пляж, мои неутомимые загорелые до черноты друзья-хулиганы и спортсмены одновременно, летающий без конца мяч, стройные девушки, которые играли очень плохо обычно, но их присутствие воодушевляло молодых самцов, заставляя их проделывать невероятные трюки и пируэты. Правда, тогда все участники сцены были куда моложе, их было очень много, был ещё задний фон у сцены, тоже заполненный знакомыми и полузнакомыми людьми, и главное — не было чувства щемящей грусти.

Эдуард Лимонов. «Это я, Эдичка».

«Звёздный мост» был изобретением харьковчан.

Место ему было назначено в сентябрьском отделе календаря.

Меня в первый раз позвали в Харьков в то время, когда Конвент только родился.

Всё было мило, по-домашнему, и было понятно, что стиль времяпровождения ещё не выбран.

Тогда, весёлым сентябрём 1999 года в Москве стояла жара, в сентябре на дачах завязались яблони, а кое-где и зацвела клубника. В южном Харькове жизнь казалась прохладнее.

Я был тогда человек возвышенный и ко многим вещам относился с излишней серьёзностью. В том числе, и к фантастике. Я ходил и всё изучал.

Хоть Харьков был город большой, но на самом деле на его карте бьётся только жилка Сумской.

Сумская казалась мне Тверской, Невским проспектом, Крещатиком этого города. Шаг вправо, шаг влево и вступишь в совсем другие, тихие кварталы или скатишься к реке, где висит во дворе освежёванная туша барана и суетятся вокруг неё какие-то суровые восточные люди. Пройдёшь дальше — вступишь в те кварталы, где резал себе вены подросток Савенко.

Резал, а потом возвращался на Сумскую исполнять обязанности книгоноши.

Один раз со мной был ещё влюбчивый приятель. Он влюблялся во всё — в окрестных девушек, девушек местных и привозных, влюблялся в такс, кошек и голубей.

Влюблялся в мутностоящих людей, пола которых он не мог разобрать. Такое у него было призвание.

А я, собственно, неизвестно зачем туда ездил — разве по ночам с друзьями двигал армию Манштейна по Крыму и сосредотачивал войска Южного фронта на Керченском полуострове.

В иностранном городе было хорошо и без фантастов.

Шелестели по базарам гривны, рычали механические чудовища на заводе имени Малышева.

Жизнь кипела, и лето не кончалось.

Как-то я жил там близ улицы Отокара Яроша, там где скрипит кабинками канатная дорога.

Ночью мне приснился этот Ярош, превратившийся в Одоакра. В день освобождения города Харькова Одоакр со своим батальоном имени Людвига Свободы вступил в Рим и низложил императора Ромула Августула.

Настоящего Отакара Яроша убили в сорок третьем, на Воронежском фронте — он был одним из первых убитых в чехословацком тогда ещё не корпусе, а батальоне.

Киевляне показывали мне свою игру по мотивам «Вия». Очень мне понравилась концовка: я всегда думал, что Хоме Бруту нужно дать шанс выжить.

Все были молоды, и не думали о смерти — а о войне уж и подавно.

Шутки с языком казались безобидными.

Тогда я работал в одной газете. И как-то