И пусть ей для этого придется выпить три-четыре таблетки снотворного — плевать.

А завтра будет новый день, солнечный или пасмурный, все равно. Даже если с утра будет бушевать гроза, она зажжет в мастерской лампы дневного света и всласть поработает.

И в ее жизни больше никогда не будет проблемы под названием «Брэндон Лукас».

А с Глорией они потом что-нибудь вместе придумают. Вчера она не в состоянии была разговаривать с подругой по-человечески, не хотела вникать в ее переживания. Завтра все будет иначе. Она, Кэндис, станет свободна. И из этого нового состояния сможет горы свернуть...

Кэндис сама себе не верила. Очень старалась — но не верила.

Она приняла душ, уложила волосы, оделась во все черное, сделала макияж. Потом подумала, что ее траурный наряд выглядит подозрительно, и набросила на плечи яркий радужный шарф. Уже лучше. А то... как будто у нее в жизни происходит что-то трагическое!

Ничего подобного. Все в порядке вещей. Она ведь с самого начала так и планировала. Ну... с того начала, которое случилось на диком пляже.

Пришла эсэмэска от Брэндона. Она стерла ее не читая.

А потом жалела всю дорогу до Гринакр-парка.

Он ждал ее у входа в парк: клетчатая рубашка, линялые джинсы, куртка из коричневой кожи. Парень, каких тысячи? Нет. Слишком особенный, пронзительный и резкий у него взгляд, слишком красивая, гордая осанка, слишком он весь такой...

На рыцаря похож. На честного средневекового воина.

Надо же. А сам фотографирует красоток целыми днями. Наверное, от поклонниц отбою нет. Вот откуда, например, ей знать, чем он занимается у себя на работе? Помимо того что щелкает фотоаппаратом!

Эта мысль придала ей сил. Брэндон быстро найдет утешение. Можно позавидовать.

— Привет, принцесса! — провозгласил он и, кажется, искренне обрадовался при виде нее.

И только на дне глаз Брэндона пряталась какая-то настороженность. Он что-то подозревал? Чувствовал?

Кэндис остолбенела. Во-первых, он назвал ее домашним прозвищем, во-вторых, ей не хотелось, чтобы кто-то из чужих так хорошо ее... чувствовал.

— Привет. — Следовало добавить «принц» или «рыцарь», но Кэндис решила, что можно обойтись и без этого. — Странный выбор места.

— Это ты выбрала, — мягко напомнил Брэндон и вытащил из-за спины букет ярко-красных тюльпанов. — Вот. Цветы, похожие на тебя.

— Спасибо, — сказала Кэндис и подумала, что до конца жизни будет ненавидеть тюльпаны. — И правда я.

Последовал поцелуй, который спутал все мысли в голове у Кэндис. Она за чем-то к нему пришла сегодня... За чем-то плохим. Но для чего это ей? Разве в ее жизни мало плохого случилось за последнее время?

— Пойдем покатаемся на колесе обозрения? Любишь высоту? — осведомился Брэндон.

— Странный вопрос. Обычно интересуются, не боится ли человек высоты, — заметила Кэндис.

Рука сама потянулась к руке Брэндона. Кэндис одернула себя. Помнится, именно на сегодня она планировала последний разговор. И кофе из «Старбакс». И персиковые простыни...

Но разве сладкий латте потеряет часть своего вкуса, а простыни выцветут или сделаются шершавыми, если она пока что погуляет с Брэндоном за руку? В конце концов, она с ним целовалась, этого уже не исправить...

Ее руку в момент прикосновения будто прошило электричеством. А потом напряжение сменилось теплом.

— Кэндис, у тебя все в порядке? Я хотел бы помочь. Если требуется моя помощь.

Поможешь, желчно подумала Кэндис. Скоро потребуется. Это будет несложно: исчезнуть из моей жизни раз и навсегда. Точка.

Брэндон говорил очень серьезно.

— У меня все пре-вос-ход-но. Заруби себе на носу. — Кэндис щелкнула его по носу. Если бы она сделала это с улыбкой или рассмеялась бы после — получилась бы шутка. А так, с каменным лицом... Может, он обидится?

— Что ж, я рад. Вот и наше колесо обозрения, кстати. Проверим, как у тебя с высотой.

Высоты Кэндис, по счастью, не боялась. Но высота подействовала на нее странным образом: она как будто получила изрядную долю алкоголя в кровь. Хотелось смеяться, причем не переставая, и прижиматься к Брэндону.

Они почти ничего не видели, зато много целовались.

Потом Брэндон катал без вина пьяную Кэндис еще на каких-то аттракционах, потом они зашли в какое-то премилое кафе — и откуда только Брэндон их берет? Кэндис вдруг поняла, что могла бы сейчас, в этот самый момент почувствовать себя абсолютно счастливой — если бы не тягостная и, прямо скажем, неуместная необходимость устраивать серьезный разговор.

Но ведь она сама решает, быть этому разговору или не быть. То есть... когда ему быть!

Значит, вполне можно расслабиться и отложить все неприятное на потом. На какой-нибудь неприятный момент. Могут ведь у нее с Брэндоном быть неприятные моменты? Или это тоже фантастика?

А потом была прогулка по пустеющим улицам. И еще Брэндон катал ее на мотоцикле. Да, у него был «харлей», эдакий дорожный зверь, черный, опасный, сильный и очень красивый. Кэндис сидела позади Брэндона и крепко прижималась к его спине, обнимала так, словно от этого зависела ее жизнь. Впрочем, она и зависела...

Кэндис опомнилась только тогда, когда за ее спиной закрылась дверь. Дверь квартиры Брэндона и Майка. Брэндон сверкнул в полутьме белоснежной по-волчьи улыбкой и зажег свет.

— А ч-что... Майка нет? — спросила Кэндис, чувствуя, как по телу распространяется паника. Ей было удобно называть это ощущение паникой, хотя на самом деле оно было гораздо жарче и приятнее, чем обычный испуг вкупе с отчаянием.

— Нет, они с Глорией пошли на открытие какого-то клуба на Десятой авеню. А ты чего-то боишься?

— Да. — Кэндис огляделась. Единственный путь к спасению — за спиной у Брэндона. Плохо дело, в ее ситуации, когда она и сама не знает, хочет спастись бегством или нет, это очень невыгодное положение. — То есть...

— Не бойся. Все будет хорошо.

Брэндон сказал ей такие простые, такие избитые слова — а она уже готова растаять, как мороженое. Что за власть этот мужчина имеет над ней?

— Давай плащ.

— Зачем?

— Я повешу.

— А-а...

Кажется, от страха и желания у нее совсем отключились мозги. Что ж, ей простительно, в конце концов, она просто женщина.

— Будешь чай? Кофе? Есть еще пиво, молоко, апельсиновый сок и виски.

— Кофе с апельсиновым соком.

— Ты серьезно? — удивился Брэндон.

— О да! Я люблю и то и другое, зачем выбирать, когда можно совместить?

— Отличная логика, мне очень нравится.