У церкви я сворачиваю на свою улочку. Заношу покупки на кухню, ставлю на пол. Берти обнюхивает незнакомые пластиковые пакеты. Почувствовав, что в доме кто-то есть, я резко поднимаю голову и ударяюсь об угол выдвинутого ящика буфета. Из опрокинутого пакета вываливаются помидоры и завернутый в фольгу рождественский пирог.

Я узнаю его прежде, чем могу разглядеть лицо.

– Майкл!

Мне на удивление радостно его видеть – и одновременно боязно. Какую весть он принес?

– Что случилось, Майкл? Говорите сразу.

– Ничего, – он с улыбкой разводит руки, как фокусник, показывая, что они пустые. – Ничего не случилось. Просто я проезжал мимо и…

– Проезжали мимо? Но наша деревня в стороне, мимо нее никто не проезжает.

– Это верно, но я свернул. Еду в Девон повидаться с родителями. Скоро Рождество, – он перестает улыбаться. – У вас кровь. Вы поранились.

Майкл достает из кармана белый носовой платок, осторожно прижимает к ранке. Теперь он совсем близко, и я ощущаю знакомый запах. Его лицо в нескольких дюймах от моего. Я стою неподвижно, пока он промокает кровь.

– Все в порядке, ссадина неглубокая, – он замолкает, рассматривая мое лицо. – Вы хорошо выглядите.

Я чуть отхожу назад.

– Рада вас видеть. Извините, я так неловко повернулась.

Мы смотрим друг на друга. Он молчит, будто чем-то удивлен. Тот случайный поцелуй на кухне в Бристоле ничего значит. Я не помнила себя от изнеможения.

– Кофе? – я поворачиваюсь к столу.

– Да… нет, давайте лучше прогуляемся. Посидим где-нибудь. Скоро ланч. Я видел у вас на берегу ресторан.

Я кладу продукты в холодильник, пристегиваю Берти поводок. Он сказал, что я хорошо выгляжу. Разве такое возможно? Причесана кое-как, почти без макияжа, правда, свежий воздух, простая пища и прогулки у моря улучшили цвет лица. В зеркале я вижу знакомое лицо, но не сразу вспоминаю, где его видела.

Мы выходим за калитку.

– Я часто думаю о вас… как вам здесь живется, – говорит он с легкой улыбкой. – Тут совсем не так, как я себе представлял.

Неужели он думал, что в коттедже по-прежнему на полу пятна крови и грязные бокалы из-под вина?

– И все же… как вам здесь?

Как мне здесь? Мы сворачиваем на дорожку, ведущую к берегу. Я вспоминаю вечера у камина, проведенные за рисованием. Стопка картин за креслом становится толще. Дэн иногда заезжает к бабушке и всегда приходит ко мне. Помогает. Вот, покрасил стены. Мы подружились, много разговариваем. Его общество мне приятно. Он напоминает мне сыновей. Часто пью чай с Мэри, два раза сходили в библиотеку. Время от времени звонит Тео, езжу к Эду. Приходят открытки от Тэда. Но боль всегда при мне, она теперь как фон. Был момент, когда я только-только сюда приехала. Стояла у кромки воды и, возможно, вошла бы в море, если бы не Берти. Он отчаянно тянул поводок.

– Расскажите.

Майкл внимательно слушает. А я рассказываю и плачу, не могу остановиться. Выплескиваю на него все, что накопилось за четыре месяца отчаяния и одиночества. Потом он обнимает меня, и мы ходим по берегу туда-сюда, а ветер подхватывает пенистые верхушки волн и швыряет нам в лицо.

Кафе «Бич-Хат» открыто. В последний раз я была там много лет назад. Когда дети были маленькие. Мы заходили поесть рыбы с жареным картофелем. Летом здесь оживленно, столики стоят на воздухе, под тентом. А сейчас тишина. Несколько стариков читают «Дорчестер кроникл». У ног каждого – собака. Майкл делает заказ, и через несколько минут нам подают великолепную свежую пикшу и жареный картофель на больших белых тарелках. Мы садимся за столик у окна, откуда видны набегающие на пустынный берег волны.

Хорошо тут сидеть с Майклом. Я выплакалась, и мне становится легче. А море за окном дает ощущение, будто плывешь на корабле, и сам черт тебе не страшен.

Майкл спокойно негромко рассказывает, что его повысили по службе, а потом, глядя в сторону, добавляет, что полгода назад расстался с женой.

– Вы мне ничего о ней не рассказывали, – говорю я.

– А надо было? – спрашивает он и смотрит на меня.

Я отвожу глаза.

Год назад на кухне в Бристоле между нами произошло нечто похожее на близость. Тэд, не сказав ни слова, отправился спать. Майкл заехал по пути домой, а я сидела надломленная, готовая расплакаться, злая на Тэда. Как он мог вот так взять и пойти спать? Невозможно было не откликнуться на участие Майкла.

– Мы поженились молодыми, – произносит Майкл, глядя в окно, и на минуту замолкает. – Не думаю, что вам это интересно.

– Рассказывайте, прошу вас.

– Зачем? Ведь все уже кончено.

Я настаиваю, и он продолжает.

– Тогда в Кейптауне нам было по восемнадцать. Она была беременна, но через несколько недель случился выкидыш.

Теперь я уже научилась воспринимать слова «беременность» и «выкидыш» без острого укола боли. Ребенку Наоми должно быть почти шесть месяцев. Если беременность не прервалась и роды прошли нормально. Если она…

Я стискиваю зубы, чувствуя, что на меня снова накатывает, но быстро беру себя в руки. Впрочем, Майкл ничего не замечает.

– Я думал, в Англии нам будет легче. Здесь другой климат и медицина лучше, но она больше не забеременела, – он поднимает на меня глаза. – Я работал, а ей было трудно одной.

Мне хорошо известно, каково это – быть на ее месте. В десять вечера она перекладывает приготовленный ужин в кастрюльку. В другой раз хочет пойти в кино или театр, но так и не решается. Днем еще ничего, а вечером совсем скверно.

– Она начала работать в юридической консультации, а потом забеременела. На этот раз все прошло благополучно.

– Значит, у вас есть ребенок. Мальчик или… – У него такие глаза, что я замолкаю.

– Мальчик. Но не мой. Отец – адвокат, она познакомилась с ним в консультации. Женатый, но потом развелся. – Он пару секунд помолчал. – Нам вообще не следовало соединять свои жизни.

Как он мог знать, что так получится? Как могла знать я? В молодости мы не представляем, что нас ждет впереди.

– Не смотрите на меня так, – он улыбается. – Все это в прошлом. Зря я вас этим нагружаю.

Он сожалеет, что рассказал мне что-то из своей жизни? Может быть, гадает, вспоминаю ли я о том вечере на кухне год назад? Конечно, вспоминаю – тепло его руки на моей спине, его губы. Разве можно такое забыть среди всего того ужаса?

За окном темнеет. Сквозь дождь просвечивают белые буруны, а сами волны сливаются с розовато-лиловым небом и становятся невидимыми. На улице похолодало, но еда и разговор меня согрели. Мы идем обратно, соприкасаясь руками. В коттедже я кормлю Берти. Майкл растапливает камин. Меня трогает его спокойный деловой вид. Поленья пылают. Он встает и поворачивается ко мне.