Древолазы – это были они, – увидев Серого, оскалившего зубы, подняли веселый крик. Клео погрозила им кулаком, и тогда с деревьев на нее посыпались ветки и перезревшие плоды. «Ну и наглость!» – девушка стащила со спины лук и, молниеносно положив на тетиву стрелу, прицелилась.

– Погоди, – Шептун тронул ее за плечо. – Если разозлишь древолазов, они будут преследовать нас всю дорогу, и каждая тварь в этом лесу будет знать, где мы находимся.

По совету Колпа караван повернул на юго-запад, направившись прямиком к Большим южным болотам. Валу какое-то время ворчал, что там легче всего повстречаться с мерзляками, но потом это ему, видимо, надоело, и он, чтобы скоротать время, вполголоса стал рассказывать Нику разные небылицы.

Ник в последнее время был задумчив и даже, как показалось девушке, несколько рассеян. Она списала все это на влияние Леса. «Хорошо этим толстокожим охотникам! – Клео взглянула на неунывающего Валу. – Родились, можно сказать, под кустом, им Лес – что дом родной».

Ник ей нравился, хотя она каждый раз гнала это чувство от себя. Но его такая открытая, чуть детская, точнее, дурацкая улыбка каждый раз смущала девушку, и в то же время она подспудно всегда желала ее увидеть. Вот и сейчас, словно почувствовав взгляд Клео, Ник повернулся к ней вполоборота и подбадривающе кивнул, ухитрившись при этом еще и подмигнуть. Ее всегда раздражало, когда ей подмигивали. Возникало чувство, что тем самым пытаются влезть в ее личное пространство, навязывая эдакую панибратщину, которую она ненавидела. Но Ник делал это как-то по-особенному, еле заметно, чуть прищуривая один глаз, неуловимо для других посылая так нужный ей в какой-то момент сигнал. Вот как сейчас: «Все хорошо. Выше нос. Не грусти».

Клео в ответ изобразила непонимающий, чуть отсутствующий вид, потом же, словно спохватившись, вежливо кивнула.

– Никто не верит, Ник, – тем временем продолжал Валу, – а я точно тебе скажу, – Валу отхлебнул что-то из своего походного бурдюка, – есть в Лесу люди. Нет. Не мерзляки там всякие или переродки недобитые, а самые что ни на есть люди. Ну, как мы с тобой, – он рыгнул. – Будешь? – Валу протянул бурдюк Нику, дыхнув на него чем-то неприятно кислым. Тот покачал головой. – Как хочешь, – пожав плечами, здоровяк тщательно перетянул горлышко и убрал бурдюк в притороченный к седлу мешок. – Ну так вот. Не то чтобы как мы с тобой, но точно люди. Только дикие. Хочешь, расскажу?

Ник согласно кивнул. Валу славился умением сочинять небылицы. Но что, как не затейливый рассказ, могло лучше скрасить монотонную дорогу.

– Я тогда совсем малец был. Ну, может, как Сит, не старше. Помню, только Исход прошел, все старшие, понятное дело, в Лес ушли, а нас – меня и моего приятеля Таго – к собирателям в Нижнюю долину отправили. Саженцы сторожить, понятное дело, – Валу хмыкнул. – Ну, мы-то себя мальками уже не считали. А тут саженцы. С ними и пятилетки будь здоров как справлялись. А тут мы, – Валу вытащил из сумки неизвестный Нику овощ, отдаленно напоминающий земной огурец, и с хрустом откусил солидный кусок. – Ну, мы, понятое дело, – не переставая жевать, продолжал Валу, – на второй день в Лес и сбежали. У Таго старший брат был, да будет Доминия к нему благосклонна, – здоровяк на мгновение погрустнел. – В прошлый Исход его зубоскал помял сильно. И трех дней не прожил… – он откусил еще кусок. – Ну так вот. Таго по секрету мне рассказал, что брат его намедни матери хвастался, что, мол, неподалеку нашел поляну, всю саженцами хлебного дерева усеянную, – он торжественно взглянул на Ника. – Представляешь? Ну, мы недолго думая в Лес и рванули. Обычно после Исхода Лес мирный стоит. Совсем не такой, как в этот раз. Поэтому мы так налегке и пошли, прям в чем были. Вот втемяшилось нам в голову, что именно хлебные саженцы нам подавай. Но оно-то понятно: за них собиратели бы нас год за так кормили. Ну, мы одну поляну пройдем, другую. Все не то. Корнеплоды одни только и попадаются, а с ними всегда беда: пока не взойдут, не поймешь, что принес. Ладно бы сорняк несъедобный, так можно и того хуже, – Валу снова потянулся к бурдюку. – Вон недавно случай один был у собирателей Верхней долины, знакомый рассказал. Собиратели – они же у-у-у-мные, – с сарказмом протянул Валу. – Считают, что это мы дураки: всякий раз непонятно чего им из Леса тащим. А им все не так и не эдак, – он громко фыркнул. – Ну и один там самый умный нашелся, решил сам в Лесу чем-нибудь поживиться. Сдуру клубни у Гнилых болот накопал да и у себя в огороде высадил. Нет бы сразу шептуну деревенскому показать, – Валу сделал из бурдюка добрый глоток. – Ну нет, зачем? Мы же у-у-у-мные. В общем, в один прекрасный день, точнее ночь, вместо хлебного дерева или не знаю, что он там ожидал у себя вырастить, из земли полезли… – он хохотнул. – Знаешь что? Не поверишь. – Валу выдержал паузу, дождался, пока заинтересованность у слушавшего его Ника достигнет критической массы, потом выдохнул: – Пожиратели!

Ник, видно, не сумел скрыть своего удивления. Валу в ответ довольно хрюкнул и расхохотался во все горло. Впереди идущие охотники разом повернулись в их сторону, и даже всегда флегматичный ленивец Валу от неожиданности рванулся вперед, чуть не выбив наездника из седла.

– Тпр-ру! – Валу, довольный произведенным эффектом, с силой натянул поводья, осаживая зверя. – Ага! – Валу смахнул выступившие от смеха слезы. – Теперь ты представляешь, как этот умник чувствовал себя, когда с утра вышел на крыльцо полюбоваться своим огородом? А? – Валу замотал головой, с трудом сдерживая смех. – А новорожденные пожиратели – это, я тебе скажу, еще то! Они ж голодные десятерых взрослых стоят. В общем, сожрали они за ночь его огород да еще дюжину соседских в придачу. Говорят, староста ихний, орал так, что аж в Дальней долине слышно было!

Ник с трудом выдавил из себя улыбку. В памяти всплыла первая ночь Исхода. Сотни тысяч пожирателей, клокочущей лавиной накатывающие на защитные стены Башни. Ник непроизвольно поежился. Ту кошмарную ночь он, пожалуй, уже никогда не забудет. Как и две последующие.

То ли повлияла неискренняя улыбка Ника, то ли укоризненный взгляд Рона – мол, что раскричался? – но Валу на время утих.

– Так о чем это я говорил? – надолго здоровяка не хватило. – А! Так вот, значит, бродим мы по Лесу, бродим. Ни-че-го. Приятель, конечно, сам не свой. Получается, понапрасну из деревни сбежали. Если бы кто другой, я бы наверняка дал разок в голову, вот и весь разговор. Но Таго врать бы не стал, это точно. Значит, или не так понял слова брата, или Лес нас путает, от поляны нужной отводит.

Ближе к вечеру поняли, что пора возвращаться, да ночью по Лесу даже дураки не ходят. Решили переночевать. Благо небольшая мандровая роща на пути попалась. Залезли мы под корни да так и уснули. А утром, – Валу задумчиво провел рукой по черным как смоль волосам, – поняли, что заблудились.

Местность новая, совершенно нам не знакомая. Со всех сторон болотами потянуло. Почва вязкой стала, вместо травы мох один. Наступишь – а под ним вода хлюпает. Испугались, конечно. В первый раз такое, – Валу вытащил было бурдюк, но, немного подумав, вернул его в заплечный мешок. – Ну, что делать? Решили идти обратно на восток, навстречу восходящему Орфиусу. Прикинули, что не больше чем в одном переходе от долины оказались. А значит, если идти прямо, никуда не сворачивая, то при любом раскладе к следующему вечеру к деревне и выйдем. Но легко сказать, да трудно сделать. В Лесу прямых дорог не бывает. Ни в этот вечер, ни к следующему так к долинам и не вышли, – Валу приподнялся на стремени и ловко сорвал со склонившейся над тропой ветви гроздь мелких зеленоватых плодов, похожих на земной виноград. – Древесный орех, – скривившись, пояснил он. – Вот этим мы с Таго тогда и питались, – подержав некоторое время плоды в руке, он без сожаления выбросил их в ближайшие кусты. – К исходу третьего дня мы поняли, что это будет последняя для нас ночь. Сил даже говорить уже не оставалось. Да и бородавочники по ночам ухали с каждым разом все ближе и ближе. А у этих тварей чутье, я тебе скажу, – Валу замолчал. – Бородавочники медлительные, это правда, но если учуют, что кто-то ранен или ослаб, на след встанут – не собьешь, – Валу посмотрел на Ника. – И вот тут нам повезло – вышли мы с Таго на поляну. Вот странно: только что еле-еле продирались сквозь стену Леса, а тут раз – и вывалились на опушку. Не знаю, что первое бросилось в глаза. То ли тлеющие красноватым светом угольки костра, то ли старый котелок, подвешенный на палке между рогулек. В нем булькало что-то вкусное, и от ударившего в нос запаха у меня аж живот скрутило. Понятное дело – три дня орехи недоспелые жрать!