При наличии свободных земель владелец любой усадьбы мог перенести ее на другое место, даже в соседнюю страну, что происходило, например, если хозяин ссорился с соседями, опасался их мести, или по другим, самым разным причинам[75]. Переезды хозяев с одного места жительства на другое и перенос хутора происходили обычно в последние дни мая и считались «днями (временем) переезда»[76].

«Захват» земли новопоселенцами осуществлялся следующим образом: будущий хозяин от восхода до заката объезжал избранную территорию по ходу солнца, держа пылающую головню[77]. Для обозначения границ своих земель обычно ставили межевые знаки, которыми обозначали также границы областей-ландов.

Независимо от того, стоял ли гард отдельно или входил в деревенское поселение, он не теснился к другим постройкам, а располагался «вольно». Двор имел свой тын или выстраивался в виде прямоугольника с глухими стенами построек наружу. Такой гард представлял собой замкнутое пространство, огражденное либо стенами построек, либо тыном, либо попеременно строениями и тыном. И все было крепко заперто.

Среди законов шведского ярла Биргера, регента при Эрике Эрикссоне Шепелявом (середина XIII в.), сведения о которых дошли до нас благодаря рифмованной «Хронике Эрика», был закон о неприкосновенности двора: тот, кто без разрешения хозяев забрался в чужое подворье, мог быть убит хозяином, притом без уплаты виры. Судя по сагам, индивидуальное подворье пользовалось неприкосновенностью и в эпоху викингов.

В сагах двор, даже самый бедный, — не только место проживания и ядро трудовой деятельности. Это «гнездо» скандинава, убежище от непогоды и врагов, его неприкосновенный мир, символ независимости и самостояния. Сама ограда гарда, делавшая его пространство замкнутым, имела для скандинава, как и стены его дома, важный мистический смысл: все вместе они не только обеспечивали относительную безопасность, но и ограждали его частную жизнь от назойливого внимания и, тем более, от вмешательства извне, а также защищали от злых сил[78]. Это была и нерушимая собственность, и крепость, и свободный мир — микрокосм домашней жизни скандинава.

Независимое, запретное для чужаков индивидуальное пространство владения сочеталось с охраной независимости индивидуального внутреннего пространства человека. Характерно, что в сагах редко, лишь в особых случаях, говорится о взаимных прикосновениях чужих людей, не считая, разумеется, сражений, драк и ритуальных рукопожатий. Вероятно, кожа как «оболочка», «ограда тела» тоже несла определенную мистическую нагрузку защиты человека от недобрых, враждебных сил.

Устройство хуторов и подворий было достаточно однообразным, но все же здесь имелись особенности, зависящие от строительного материала, населенности, местных традиций, ландшафта, погодных условий, но чаще всего — от состоятельности хозяина. Подворье могло иметь название, подчас восходящее к началу эры. Локализация поселений, их существование на одном и том же или находящемся рядом месте в течение столетий была тем стабильнее, чем раньше были заселены те или иные территории, так как первопоселенцы имели возможность выбрать наиболее удобные для жизни участки земли.

Определенный земельный надел, в первую очередь огороды, т. е. земля, удобряемая с помощью хлева, иногда частично входил в ограду, иногда непосредственно примыкал к ней. Судя по материалам областных законов (в Норвегии — уже с XII в., в Швеции и Дании — с XIII в.), пашни в рассматриваемый период делились на ближние («внутренние») поля, также доступные в той или иной мере регулярной подкормке, особенно торфом, и дальние («внешние») поля. В земледельческих районах Швеции еще в XIII–XIV вв. дальние поля хозяева меняли примерно каждые 20 лет, в связи с оскудением почвы. На новом месте надо было валить и жечь лес, освобождая и удобряя растительной золой землю. Через пару десятков лет возвращались на первый участок: такова была своеобразная, очень трудоемкая «система полей»[79], вероятно, старинная. Впрочем, Дания достаточно рано заимствовала с континента двуполье. В сагах упоминания о дальних пашнях очень редки, а сведения о пожогах ради культивации земли мне вообще не встречались, что и понятно, исходя из характера природных условий родины саг Исландии, где не было лесов.

Лес, покосы и пастбища, т. е. угодья, разделялись менее четко, в зависимости от их принадлежности одному хозяину или группе соседей. Судя по тому, что в сагах говорится об использовании общей земли (альменнингов), в Исландии собственностью отдельных хозяев были преимущественно дальние выпасы и покосы. В земледельческих районах Швеции и Дании, по свидетельству записей обычного права, господствовала общинная (соседская) собственность на все угодья. Однако в родовых сагах нередки упоминания о раздельном владении пастбищами или отдельными выпасами. Об их переделах[80] ничего не известно, так что можно предположить, что часть общинных угодий к тому времени уже оказалась в собственности отдельных хозяев.

Сведения о жилых и хозяйственных помещениях в сагах немногочисленны, как и сведения археологии. При этом неизбежны повторы, но все же возникает впечатление как об общем типе построек, так и о различиях внутри его.

На равнинах Норвегии можно было встретить хаотично застроенный гард с одним жилым помещением посередине. В гардах могли существовать небольшие дома — как бы отдельные покои, в которых спали, а также такие, где жили женщины[81]. В горных районах постройки могли сооружаться в два этажа: наверху жилье, ниже хлев, конюшни и т. д. Коровник, например, мог быть трехэтажным, с отдельными воротами на каждом этаже. Наверху хранили сено, под нижним настилом-полом могли держать навоз, который одновременно служил удобрением и давал тепло. У зажиточных бондов жилой дом строился из бревен, в два этажа. Крышу обычно крыли дерном.

В Исландии, где было крайне мало своего строительного леса (о его привозе на кораблях из Норвегии часто упоминают саги), он был дорог, так что строения лишь редко сооружались из камня или на каменном фундаменте. Обычно же каркас делался из бревен, чаще же из жердей и обкладывался плитками торфа или дерна, с дерновой же крышей поверх дранки или тех же жердей, т. е. фактически дома были земляными. О «земляных домах» часто говорится в сагах. Считалось, и, видимо, для этого были основания, что стену, сложенную из дерна, трудно сразу пробить[82]. Запасали торф — для строительства, на удобрение и на топливо; в «Саге о Хёрде и островитянах» упоминается особый «торфяной сарай»[83]. Иногда для построек и на топливо использовали плавник, который постоянно прибивало к берегу; его было так много, что каждый брал, сколько хотел, не уговариваясь с соседями[84].