– Это совесть, – объяснила девушка. – Она всегда приходи не вовремя. Я же не дура. Невесту недавно похоронил, а тут уже другая. Идеалист ты, Горин, возомнил себе, что вернетесь с фронта – и будет у вас неземное счастье, с кучей детишек и полной гармонией. На фронте еще и не такое почудится. Легче воевать, когда дальнейшую жизнь распишешь. А зазноба оказалась не такой, как ты представлял. Молчи, дай сказать… Это там, на войне, она была такой, а здесь все по-другому. На фронте легче было, согласись? Мирная жизнь – безнадежное болото, и не знаешь, откуда прилетит. А тут еще дочурка Душенина, которую ты в психушку возил. Думаешь, не видела, как ты нервничал, когда о ней речь заходила. Злился на себя, потому что понравилась. А ведь еще землица на могилке не высохла…

– Ревнуете, Кира Сергеевна?

– Да иди ты. – Женщина засмеялась. Но смех был какой-то деревянный. – Кто ты такой, чтобы тебя ревновать? Поборол уже свою совесть? Тогда иди ко мне, а то замерзла уже…

Лучше ни о чем не думать, пусть все идет своим чередом. Блюла ли Катя Усольцева обет верности в его отсутствие? Раньше вопрос стоял, теперь терял актуальность. И все же неприятно чувствовать себя оленем с рогами…

– Как ты оказалась в милиции?

– Замели однажды, – отшутилась Кира и затушила окурок в пепельнице. – Всегда была девушкой активной, спортом увлекалась, кроссы бегала, нормы ГТО щелкала как семечки. Над мальчишками постоянно глумилась. Два года до войны проработала в местном розыске – без соответствующего образования, по комсомольской, так сказать, путевке. Замуж собиралась за красавца моряка – по озерам из Пскова в Балтику грузы гонял. Дома редко появлялся, а однажды и вовсе пропал. Искали, не нашли, загадка, в общем. Может, косточки его давно сгнили или процветает где-нибудь во Владивостоке. Между делом выяснилось, что я детей не могу иметь. Промерзла в детстве на барже посреди озера – оттуда и пошло. Потом война, партизаны, ранение, вывезли за Ладогу. Вернулась – у меня же отец во Вдовине живет. Старый уже, хромает, но не хочет быть обузой, сторожем работает при школе. Мама в сорок первом умерла – ноги отморозила, пневмония легкие съела… В общем, много причин, почему я такую жизнь выбрала, пошла по кривой милицейской дорожке…

– Решила стать мужчиной, – поддел Горин.

– А ты с мужчиной сейчас спал? – Кира привстала, заблестели глаза. – А ну, лежи смирно, не шевелись, сейчас мы с тобой разберемся…

Глава 9

Только в два часа ночи затихли звуки. Кира отвернулась, пробормотав, что встать нужно раньше, чтобы забежать домой. Она отключилась, засопела. Павел тоже не тянул, провалился в объятия Морфея.

И часа не прошло, как в дверь забарабанили! Стучали усердно в несколько рук. Павел свалился с кровати, затряс головой, выбивая сон.

– Горин, открывай, хватит спать! – гремел по подъезду голос.

Застонала Кира: что за галдеж? Не квартира, а проходной двор! Павел бросился в прихожую, как был в неподобающем виде, спохватился, припустил обратно, впрыгнул в штаны. В квартиру ворвался Куренной – злой, как акула, в черном развевающемся плаще. За ним влетел долговязый Коля Золотницкий. На площадке находился еще кто-то.

– Почему так долго, Горин? – гремел Куренной. – Спишь, что ли? Быстро одевайся, у нас ЧП! Крюк из-за тебя пришлось делать. Мы на машине, все здесь. Тебя только нет, и Киру Сергеевну найти не можем. Дома только отец, говорит, забегала вечером…

Немая сцена была, как в театре. Наспех одетая, растрепанная Кира возникла за спиной. Куренной потерял дар речи. Золотницкий от изумления выпучил глаза. Хрюкнул заглядывающий из подъезда Виталик Мамаев.

– Лопни мои глаза… – выдохнул Куренной. – Наш пострел везде поспел… Кира Сергеевна, а вы куда смотрите? Ладно, потом разберемся. Хорошо, что вы оба здесь. Быстро собирайтесь, машина у крыльца. Оружие еще не потеряли?

Куренной повествовал, пока облачались, катились по лестнице, забирались в пикап ГАЗ-4, в кузове которого сидел Саврасов, а за рулем курил Шурыгин. На кирзавод, который находился неподалеку, на северо-восточной окраине, вечером привезли зарплату. Почему вечером? Да потому, что бардак везде! Или злой умысел. Рабочие и прочие сотрудники давно разошлись. Зарплату оставили в сейфе, поручив охрану местному сторожу. Это же форменное вредительство! Огромная сумма денег – и всего лишь инвалид с берданкой? Куренной ругался матом, не сдерживаясь. Касса – отдельно стоящая будка, примыкающая к заводоуправлению, стены в принципе прочные, дверь нормальная, на окнах решетки. Но все равно… В общем, если неприятности суждено случиться, то она случается. Касса подверглась нападению неизвестных. Сторож оказался не ротозеем, выявил опасность на ранней стадии, заперся, позвонил в милицию. По словам дежурного, человек выл от отчаяния, кричал, чтобы быстрее прислали помощь, он долго не продержится. Группа из четырех милиционеров выехала почти мгновенно. Оперативники припозднились, требовалось собрать людей…

– Пулей грузитесь, мужики! – покрикивал из кабины Шурыгин. – Столько времени потеряли! Кира Сергеевна, что вы сегодня как неживая? Эй, постой-ка. – До Шурыгина дошло. – Кира Сергеевна, а вы откуда? – И замолчал, охваченный страшным подозрением.

– Гони, Шурыгин, все уже сидят. – Куренной запрыгнул в кабину, хлопнул дверцей.

В символический кузов поместились пятеро. Весь отдел был здесь. Кира забилась в угол, отвернулась. На нее смотрели с любопытством. Хорошо, что ночь, а то сгорела бы от стыда! Шурыгин взял с места в карьер, пикап развернулся, покатил к выезду из барачного квартала.

– Здесь недалеко, – сказал Саврасов, – минуты за три доедем. Кира Сергеевна, а можно спросить?

– Нет, – отрезала девушка.

– Павел Андреевич, может, вы ответите?

– Помолчи, – проворчал Павел.

– Разговор на эту тему портит нервную систему! – засмеялся Виталик Мамаев. – Да ладно, все мы люди. Одно мне, черт возьми, непонятно, когда вы успели?

– Да заткнитесь уже! – рявкнула Кира, и Виталик сделал миролюбивый жест.

Из кабины доносился гогот водителя – до Ивана Кузьмича с запозданием дошло.

«Пенсионеры веселятся», – подумал Горин.

– На дорогу смотри, Кузьмич! – прикрикнул Куренной. – Так и норовишь нас сгубить, хрен старый!

Машина объезжала погруженный в темноту частный сектор, тряслась по разбитой грунтовке. Из темноты вырисовывалась заводская труба. Потянулась вереница деревьев, маскирующая бетонный забор.

– Как вас собрали, парни? – спросил Горин. – Вроде по домам уже сидели. К каждому бегали?

– До утра бы бегали, – фыркнул Саврасов. – Мы, мил человек, живем не только в век электрификации, но и в век телефонизации. В каждую семью, понятно, телефон не проведешь, но нам, а еще пожарным, госслужащим, военным, когда они тут стояли, провели. Полгода назад майор Скобарь порадел за своих людей – убедил секретаря райкома, тот