При Карле Великом у нас появляются первые надежные данные о практических мерах, с помощью которых франкские короли пытались удержать свою огромную империю под контролем. При Людовике Благочестивом свидетельств становится больше, и число их продолжает расти при его сыновьях. Один из методов можно охарактеризовать как гибкое единство: над каждой областью стоял граф, аристократ, зачастую присланный из других мест, который вершил правосудие и командовал войсками (а это, как мы помним, два «кита» государственного управления). На границах создавались более военизированные провинции – марки. На местных судебных собраниях (placita) распространенной практикой стало избирать скабинов, представителей местной верхушки, которые вершили суд от имени графа. Правда, нововведением это не назовешь: такие представители существовали повсюду и прежде, это было, скорее, упорядочение. Графы определенно виделись проводниками королевской власти: в поэме 834 года Людовика Немецкого воспевают, вознося хвалу судебной деятельности графа одной из областей Баварии по имени Тимо: «Ваш, блистательного короля, граф и наместник, защищавший правых ‹…› ненавистный ворам и омерзительный разбойникам, тот, кому претили распри и кто вершил правосудие»[122]. Судьями – а также управой на графов – выступали и епископы, в том числе в таких регионах, как Италия, где до того они в светских делах почти не участвовали. При Карле Великом и его преемниках королевские представители, называемые missi (лат.), посланцы – как правило, граф и епископ в паре – в качестве выездной судебной инстанции разбирали жалобы на местных графов и устраивали собственные слушания. После 802 года на большей части империи каждой такой паре был отведен отдельный округ. Однократные поручения от имени короля давались и другим представителям местной власти – нередко с письменными наставлениями, как следует из переписки. Эти совмещающиеся роли, как называет их Дженнифер Дэвис, не выстраивались в иерархию, однако в совокупности формировали систему сдерживания – иногда успешного – коррупции и злоупотребления властью. А еще они отсылали к королю, за которым оставалось решающее слово в любом споре. У нас имеется собрание письменных ответов Карла Великого одному из missi, советовавшемуся с королем по ряду юридических вопросов – касавшихся, например, социального статуса и незаконных пошлин (читайте закон, раздраженно отвечал король, и только в том случае, если он молчит на этот счет, выносите дело на рассмотрение placitum generale). Графы, разумеется, не всегда судили честно – в источниках фигурирует немало жалоб, свидетельствующих о практике подкупа с целью гарантировать принятие решения в свою пользу (мы бы назвали это взяточничеством). Впрочем, коррупции были подвержены и missi: из имеющихся записей следует, что одни государевы посланцы вынуждены были исправлять злоупотребления других, своих предшественников; попадаются и намеки на тайный сговор между разными «инстанциями». Лишиться земельного держания графу за такое случалось редко – как правило, подобная кара грозила за участие в восстании или другие проступки аналогичного характера[123]. Но введенная Каролингами систематическая инспекция одних представителей государственной власти другими пресекала наиболее дерзкое беззаконие или поползновения создать себе оплот где-нибудь на окраине империи, притом что окраины к тому времени действительно отдалились от центра. В конце концов о злоупотреблении становилось известно, и следовали, пусть и с отсрочкой, ответные меры.

Практика эта отражалась в письменном законе. Каролинги издавали множество законов и указов под названием «капитулярии» – они делились на capitula, главы. Сюда же относились частично совпадающие с капитуляриями постановления церковных соборов, пик которых пришелся на 800–835 годы. Формат их сильно разнился – от повестки заседания и однократных наставлений государевым посланцам, которые нельзя расценивать как законодательные акты, до официальных редакций традиционного закона населявших империю народов и заявлений на тему нравственности и богослужения. Какие-то дошли до нас в единственном экземпляре, однако многие представлены в рукописных копиях, и относительно некоторых из них можно с уверенностью сказать, что они систематически рассылались по всей империи – в одной из копий капитулярия 803 года утверждается, что он подписан всеми вельможами на собрании в городе Париже. Это не значит, что все подробно расписанные постановления непременно исполнялись или доводились до сведения всех и каждого, однако их обилие свидетельствует о том, что бумажная работа считалась неотъемлемой частью управления государством, и Карл Великий, судя по приведенным в предыдущем абзаце настойчивым отсылкам к закону, считал так же. Грамотой владел не каждый граф, но многие, и немало собраний капитуляриев и других указов, подготовленных для светских чиновников, уцелело или дошло до нас в виде цитат в завещаниях. Письменное слово, как утверждает в своей авторитетной работе Розамунда Маккиттерик, было важно для управления государством Каролингов – помимо ссылок на письменные указы, издававшиеся при дворе, в источниках фигурируют и требования письменных ответов. И хотя оно уступало значимостью устному общению (как мы еще убедимся, так будет на протяжении всех Средних веков и даже позже), именно письменные документы структурировали представления Каролингов о том, как управлять своей огромной и очень разнородной державой[124]. В общем и целом, при всем несовершенстве этой практики государственного управления, она обеспечивала самое жесткое руководство из всех возможных в государстве, не имеющем сложной административной системы, привычной византийцам и арабам, и более жесткое, чем в любой другой державе Западной Европы в течение долгого времени – до Англии конца XI века, Италии середины XII столетия и Франции XIII века.