Только одно точило – вторая половина задания заказчика так и осталась невыполненной. Мало того – ему постоянно кто-то мешал. Кто-то постоянно крутился под ногами, и Алекс не смог вычислить кто.

Убрать старика оказалось проще, чем отобрать конфетку у ребенка. При всей показной крутизне он оказался наивен и беспомощен, а его охрана – просто сборищем непрофессиональных амбалов с квадратными мордами и маленькими черепными коробками. Алекс решил на этот раз не модничать, а работать по старинке – с «СВД». Снайперская винтовка Драгунова – вещь надежная.

Он оборудовал себе «лежку» на чердаке одного из домов напротив ресторана, куда старик заезжал каждый вечер. Несколько дней пришлось провести на грязном полу чердака, приноравливаясь к режиму объекта и рассчитывая время. Но Алекс не торопился – зачем? Старик никуда не собирался, жил обычной жизнью, придерживался почти идеального распорядка, и это было особенно хорошо. Значит, к месту собственной гибели приедет вовремя.

В «день Х» Алекс долго всматривался через прицел винтовки в лицо клиента и думал о том, что это из-за него у Марго было столько проблем, по его приказу ее чуть не сожгли в машине, и если бы не Джеф – кто знает, чем бы все закончилось. По его приказу тот человек, как там его, пытался убить Марго в Цюрихе. И это его люди теперь преследуют Мэри. Доказательств последнего у Алекса не было, но чутье подсказывало – они. Ничего, все образуется. Вот сейчас, сию минуту…

Он перевел дыхание, постарался выровнять удары сердца и положил палец на спусковой крючок. Осталось поймать паузу между ударами – и мягко утопить механизм, выпуская пулю. Всего пара секунд – и на лбу старика, уже собравшегося сесть в поданный «Мерседес», расцвела кровавая хризантема, а капли крови окропили белый плащ. Алекс спокойно разобрал винтовку, бросая взгляды вниз, на вход в ресторан, где бестолково суетились охранники мертвого уже клиента, подхватил чемоданчик и перебрался по чердаку в другой подъезд, откуда так же спокойно вышел и направился к припаркованной в соседнем переулке машине. Дело сделано. Можно отдыхать.

Особенно радовало, что в этой работе был и личный момент – Марго. Конечно, она никогда не узнает об этом, да и ни к чему ей. Но он сам будет знать, что убрал с ее дороги человека, с подачи которого закончилась ее карьера и едва не оборвалась жизнь. Это успокаивало.

Однако отдохнуть дома в полной мере ему не удалось. Буквально через две недели раздался телефонный звонок.

– Я слушаю, – Алекс сидел на скамье в парке и краем глаза наблюдал за бегавшей по дорожке дочерью.

– Вы не выполнили свою работу. Того, чего ждет клиент, у вас так и нет.

О дьявол… Голос принадлежал посреднику. Алекс погрозил расшалившейся Марго-младшей пальцем и негромко сказал в трубку:

– С этим ничего невозможно поделать.

– Это не так. Надавите на женщину. Не может быть, чтобы она не знала.

Вот это и было самым неприятным – то, что заказчик стремился впутать в дело Мэри. Задача была поставлена четко: если она не согласится – ее нужно убрать. И было в этой задаче что-то очень уж личное со стороны заказчика, что-то, чего Алекс пока понять не мог, но интуитивно чувствовал. Что могла сделать Мэри, чтобы вызвать желание убить себя? Хотя…

Зная Мэри довольно давно, Алекс и сам пару раз был не против сделать так, чтобы ее больше не было, но на то у него имелись свои личные мотивы. Вряд ли заказчик обладал таковыми. Но сейчас нужно было выправлять ситуацию с посредником.

– Ваш заказчик, похоже, пошел в обход вас, – решился на лобовую атаку мстительный Алекс. – Он нанял еще кого-то, и этот дилетант постоянно путается у меня под ногами и вынуждает осторожничать сверх меры.

Посредник засопел и пообещал перезвонить завтра. Алекс довольно ухмыльнулся и спрятал мобильник в карман. Стравив посредника и заказчика, он выиграл себе еще какую-то передышку. Время, которое сможет провести в тишине и покое.

Вечерами он садился за пианино и играл, иногда ловя себя на том, что играет Шопена, которого не особенно любил. Эта музыка принадлежала Мэри – та могла слушать ее бесконечно. Странно, но Алекс иногда скучал по ней. Память подсовывала какие-то обрывки вместо воспоминаний, но чаще всего Мэри приходила во сне. В черно-красном платье она танцевала что-то испанское, вскидывая длинные руки над гладко причесанной головой, била каблуком в паркет и напоминала не женщину, а разъяренного быка на арене. Эта картина преследовала Алекса довольно долго, вызывая странное щемящее чувство. В такую Мэри хотелось метнуть копье – а рука дрожала, даже во сне Алекс ощущал предательскую дрожь пальцев.

Любовь-ненависть…

Однажды мысли о Мэри вдруг вылились в восемь строк, которые долго потом вертелись в голове:

«Прости меня» – всего два слова,

Я знаю – ты ждала другого,

Прости за краткость вечеров,

За редкость встреч, за скупость слов.

За то, что стал, пожалуй, стар

Мой никому не нужный дар.

Прошу тебя я вновь и вновь —

Прости за странную любовь.[3]

Записывать Алекс не стал – все равно показать Мэри он не решился бы, как не решалась она показать ему свои стихи. Только однажды, убегая от него после вынужденно проведенных вместе недель в связи с его ранением, она позволила себе оставить ему на память несколько строк. То письмо до сих пор лежало где-то в сейфе. Алекс никогда не перечитывал его, но и выбросить не мог.

Он часто думал о своей жизни и находил ее вполне удачной. Род занятий давал возможность получать острые ощущения, внешность позволяла выбирать тех женщин, каких он хотел, материальных проблем тоже не было. И только эти две – Марго и Мэри – не вписывались в идеальную схему. Как выбрать, как понять, кто из них? Никак. Только вдвоем они представляли собой идеальную женщину. Мягкость Марго и бескомпромиссная прямолинейность Мэри, домашний уют одной и авантюризм другой – как тут можно выбрать, на чем остановиться? Любой бы запутался, и он, Алекс, не исключение.

Чувство вины перед Марго за ее изуродованную юность, за годы страданий рядом с нелюбимым мужчиной, за постоянные исчезновения-возвращения не отпускало его, не становилось глуше с годами. Умом Алекс понимал, что сейчас, когда есть Джеф, самым лучшим и благородным поступком было бы исчезнуть навсегда. Пропасть, сгинуть – и оставить Марго в покое. В том, что Марго любит Джефа, он не сомневался. Но – как жить, зная, что больше не можешь позвонить, написать, приехать? Как вырвать кусок сердца?

Невозможно…

Мэри… Здесь вообще непонятно. С одной стороны, ни одну женщину ему никогда в жизни не хотелось ударить так, как ее. А с другой – ни одна так не будоражила его кровь, как она. Его мечта – женщина, преданная, как собака, и дикая, как волчица, готовая вцепиться в ласкающую ее руку. И что делать? Отказаться? Но – зачем жевать траву, когда высоко на дереве висит сочный персик?