Впрочем, пока все было нормально. Караван медленно двигался через горы, пересекая их с запада на восток. Иногда приходилось идти, ведя лошадей в поводу, иногда пережидать непогоду в пещерах или больших гротах, но, в целом, путешествие утомляло Герду не более, чем жизнь в Коллегиуме. А кормили здесь не в пример лучше. Несколько однообразно, но зато сытно: кулеш из проса с салом или из горохового толокна с копченой козлятиной, фасоль с теми же ингредиентами, крутая ячменная каша с оливковым маслом и кукурузная мамалыга. И так по два раза в день — утром и вечером — двадцать дней пути. Днем на ходу жевали вяленое мясо, запивая его водой. Утром и вечером пили горячий травяной отвар, не слишком вкусный, но зато предохранявший от цинги. А потом они миновали очередной перевал, и Герда увидела, что горы кончились. Далеко впереди темной гладью лежало море, а к югу от направления спуска можно было различить пятно города, охватывающего своими щупальцами большую бухту.

«Конгар…».

Спуск с горы занял гораздо больше времени, чем можно было предположить, глядя с перевала. Но, в конце концов, они вышли к городу и, обойдя его по дуге, добрались до школы «Неофелис». Выглядела она, как богатая усадьба: красивый двухэтажный особняк, какие-то постройки среди деревьев парка и длинная подъездная аллея, начинавшаяся от ворот.

— Стой! — крикнул караванщик Хемт и поднял руку, дублируя приказ. — Женщины со мной, остальные ждут здесь.

Отмашка. Вытянувшийся в колонну по двое караван встал прямо на дороге, — кому надо обойдут или объедут, — а Хемт подозвал к себе Герду и Виолу и взмахом руки приказал следовать за ним.

Между тем, стражники, — а здесь оказывается имелась настоящая стража, — открыли ворота и пропустили трех всадников на подъездную аллею. Еще несколько минут пути, и они подъехали к особняку.

— Спешиться, — приказал Хемт. — забрать вещи!

Герда спрыгнула со своей лошадки, отвязала от седла вещевой мешок со своими жалкими пожитками и отошла в сторону отдав повод подбежавшему к ним слуге. Через несколько секунд рядом с ней встала Виола, а Хемт подошел к лестнице, по которой к нему спускался представительный мужчина в камзоле зеленого сукна.

— Мне здесь нравится, — шепнула Виола.

— Посмотрим, что будет дальше, — пожала плечами Герда.

Она смотрела на то, как встретились у подножия лестницы караванщик и «важный господин». Как обменялись рукопожатиями, и как Хемт передал незнакомцу несколько бумаг. Представительный господин, — по-видимому, это был хозяин имения, — просмотрел бумаги, бросил быстрый, но внимательный взгляд на двух девушек, кивнул одобрительно и, отстегнув от пояса, передал Хемту кошель с деньгами.

— Как думаешь, — в полголоса спросила Герда, — не может так случиться, что нас продали в бордель?

— Было бы обидно, — уныло отозвалась Виола, — но не смертельно. В борделе я уже один раз была, жить там можно…  Но возвращаться не хочется.

— Может быть и не придется…

В дверях дома появилась женщина, одетая в платье песочного цвета, прошла вперед, остановилась в начале спуска, посмотрела на господина в камзоле зеленого сукна — он все еще разговаривал с Хемтом, — перевала взгляд на девушек.

— Если это бордель, то дорогой, — высказала свое мнение Виола. — Чистая публика, и все такое…

— Барышни! — окликнула их женщина. — Что же вы стоите внизу? Поднимайтесь!

— Пошли? — искоса глянула на Герду Виола.

— А куда мы денемся?

Они подошли к лестнице, поднялись наверх и остановились перед дамой.

— Я Мишлин Рэ, — представилась женщина, — хозяйка школы. Господина, который разговаривает с караванщиком, зовут Людвиг фон Моос. Он мой помощник. Теперь представьтесь вы!

— Виола Армед, госпожа! — Присела роанийка в элегантном реверансе.

— Маргерит де Грот, мадам, — Герда тоже умела делать книксен.

— Добро пожаловать в школу «Неофелис», барышни! — улыбнулась дама. — Идемте поговорим. Вещи можете оставить здесь. Их принесут прямо к вам в комнаты.

Герде начало знакомства понравилось, но она в любом случае не собиралась обострять. «Наобострялась» уже однажды, едва жива осталась.

Они прошли вслед за госпожой Рэ в парадный вестибюль, поднялись по лестнице, огибавшей зал по дуге, и вошли в небольшую изящно обставленную гостиную.

— Прошу вас, барышни, — госпожа Рэ указала на чайный столик, вокруг которого стояли четыре стула с высокими резными спинками. — Чай? Кофе? Может быть, немного вина?

Оценив тон дамы Мишлин, Герда решила, что крестьянку Маргерит можно отослать прочь.

«Добро пожаловать эдле де Грот!» — мысленно поприветствовала она себя другую.

— Зависит от того, — улыбнулась она, присаживаясь к столу, — как в ваших краях, мадам, варят кофе.

— У нас его варят на горячем песке…  в жаровнях, — ответила Мишлин, испытующе глядя на Герду.

— Тогда, мадам, я бы с радостью выпила чашечку кофе.

— Приказать принести вам сахар и сливки?

— Благодарю вас, мадам, но я пью кофе из-за его аромата и горечи, — эту фразу Герда произнесла на безупречном эрне. Так говорили ее мачеха и ее дочери.

— А вы, милочка? Что будете пить вы? — обернулась Мишлин к притихшей Виоле.

Компаньонка увидела сейчас совсем другую Герду, не похожую на ту девушку, с которой путешествовала через горы, и растерялась.

— Чай, если можно.

— Ну, разумеется, можно. Ты все слышала, Марта?

Оказывается, чуть в стороне, у колонны стояла молоденькая служанка, готовая выполнить любое приказание своей госпожи.

— Маргерит, почему вы заговорили со мной на эрне? — спросила Мишлин, снова возвращаясь к разговору с Гердой.

— Услышала ваш акцент, мадам, — объяснила Герда.

— Люди говорят, что мой акцент едва слышен.

— У меня абсолютный слух.

— Играете на каком-нибудь инструменте?

— На клавесине, мадам, — улыбнулась Герда. — И немного на скрипке, но, видит бог, совсем немного.

— У меня в доме есть виргинал, сумете нам что-нибудь сыграть.

— Вирджинал[27]? — переспросила Герда, использовав по случаю лассарский диалект. — Кажется, он похож на спинет?

— Вы совершенно правы, — продолжила Мишлин заинтересовавший ее разговор. — Что вы нам сыграете?

— Право слово, — «смутилась» Герда, — я давно не играла. Но думаю, смогу сыграть что-нибудь из Баха или Виралдини.

— Классика…  Знаете латынь?

— Знаю, но говорю ужасно.