Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В действительности же характер присоединения не выразился с отчетливостью в юридических актах; не произошло этого, потому что одновременно с отправлением грузинских уполномоченных с указанной целью в Тифлис задуман и постепенно приведен в исполнение другой цикл распоряжений, имеющих источником единственно инициативу и волю русского правительства. И именно этот цикл заканчивается бесповоротной инкорпорацией Грузии, тогда как первая, единственно правомерная и правильная (если рассуждать формально) линия обоюдного, двустороннего соглашения внезапно обрывается и уступает постепенно, но очень скоро новому порядку вещей.
3
Предложенные грузинскими уполномоченными и одобренные, как мы видели, имп. Павлом начала соединения Грузии с Россией представляют не шаг, а тысячу шагов вперед на пути сплочения и единства. Интересы и нужды Империи соблюдены в такой мере, что рамки автономии, оставляемые за собой Грузией, сводятся к нулю.
Проект этот был по самому существу своему мертворожденным, и поэтому мы изложим его лишь в самых общих чертах. Основное его начало, что отныне Грузия поступает в полную зависимость и подданство России и будет оставаться во всех частях в повиновении Императора.
Династия Багратионов сохраняется[149], и представителям ее по-прежнему принадлежит власть исполнительная в царстве Грузинском, но власть законодательная целиком передается Империи; так что цари правят по законам — и под законами Императора. Точно также доходы Грузии целиком находятся в распоряжении Русского государя, царю же грузинскому обеспечивается содержание. Войска русские будут занимать грузинскую территорию и крепости. Наконец, обеспечивается равенство в правах и перед законами отдельным состояниям грузинских подданных с «россиянами».
Несомненно, что Империи здесь предоставлена львиная доля и что притязания грузинских контрагентов очень скромны; в конце концов, Грузинский царь был бы лишь наследственным наместником Грузии и, говоря практически, Грузия была бы не более как привилегированной провинцией Империи, интересы которой были бы таким образом согласованы с национальными стремлениями Грузии. Вероятно, авторам проекта казалось, что, какими скромными пределами ни ограничивается власть грузинских царей и независимость Грузии по этому проекту, все же, сохраняя национальную династию, администрацию и пр., Грузия сохраняла тень политического бытия; признанием всестороннего верховенства Империи она давала последней больше, чем можно было ожидать от любого самостоятельного государства. Но то немногое, что она оставляла за собой, она желала поставить под гарантию Императорского обоюдного» акта. В Грузии, по-видимому, считали, что только такая гарантия сколько-нибудь серьезна; и действительно, до тех пор, пока связь Грузии с Россией укреплялась и осложнялась путем соглашения, договора, царство Грузинское сохраняло, в принципе, свою независимость; оно и по проекту не превращалось в создание Империи, нет, оно лишь передавало Империи ему принадлежащее право законодательства, взимания податей и пр. Из полноты своих прав отдавали очень много, но отдавали добровольно. Всякое дальнейшее изменение могло бы произойти опять-таки путем соглашения.
Необходимо признать, что «просительные пункты» были со стороны грузинской монархии признанием полного своего бессилия. Вполне естественно, что у царей не хватило духа отречься от своих прерогатив до конца; от всего существенного они отреклись, но желали еще для себя привилегий; они готовы были стать вместо царей наследственными правителями Грузии. Однако подобный чисто средневековый порядок вещей не мог быть вовсе терпим в XIX веке. Раз самые главные права власти переходили к России, то царская власть была бы уже формой без содержания, своего рода скорлупой выеденного яйца. Вышвырнуть за борт эту скорлупу было необходимо, сделать это не могли представители самой династии, не могли и грузины, у которых для этого не хватило бы инициативы; это могло и должно было сделать одно только русское правительство; оно и выполнило эту задачу — неблагодарную задачу устранения династии, отжившей свое время.
III
Теперь посмотрим, как пришло русское правительство к манифесту 18 января 1801 г.
За два дня до подачи грузинскими послами разобранной ноты и за четыре дня до их «апробации» имп. Павлом последовал Высочайший рескрипт генералу Кноррингу (15 ноября 1800 года). В рескрипте этом говорится о ходатайстве посольства грузинского относительно вступления в подданство, подчеркивается «важность дела сего, сколько в отношение земли той самой по себе, столько по соображениям спокойства границ наших», поэтому повелевается «представить Нам немедленно мнение Ваше, сколько из вверенных Вам войск можно отделить для занятия Грузии и пребывания в оной…»[150] Затем ввиду ожидавшейся уже тогда кончины Георгия XII дается такая инструкция: «Отправьте, коль скоро кончина (его) последует, немедленно туда объявление от имени Нашего, чтобы до получения от нас соизволения даже не было приступаемо к назначению преемника на царство Грузинское…»[151]
В этот момент отношения Грузии к России определялись еще началам трактата 1783 г., и предписание имп. Павла не допускать наследников к престолу является очевидным нарушением внутренней независимости Грузии. Еще в сентябре 1800 г. ген. Кнорринг в письме Георгию XII ссылается на артикулы трактата[152].
Теперь Император, не ожидая «обоюдного акта», делает распоряжения относительно занятия Грузии войсками и оставляет за собой право распорядиться ее престолом.
Затем следует ряд постановлений, также отступающих от теории «обоюдного Императорского акта».
Одновременно с отъездом из Петербурга грузинских уполномоченных граф Ростопчин писал Кноррингу о необходимости заблаговременного распространения в Грузии слуха, что получено повеление идти в Грузию с войсками, будто бы на защиту ее. А когда послы вернутся в Петербург, то после этого (предполагалось, в апреле 1801 г.) генерал может занять Грузию войсками, до того пусть все остается без изменений[153]. 18 декабря судьба Грузии уже (пока на бумаге) решена. В этот день (значит, когда послы еще не доехали до Тифлиса) подписан манифест о присоединении Грузии и послан Кноррингу.