на мир, на…

– Да, да, все это очень интересно, – прервал его Михал, после чего сложил ладони треугольником. – Но у шефа есть другая идея.

– Ага. Какая?

– В общем, есть девушка… Она хочет есть, и у нее урчит в животе. Тогда к ней на плечо садится дьявол и шепчет: купи шоколадку, шокола-а-адку… Она идет к автомату, вот-вот бросит монету, как вдруг…

– Дай я угадаю. На другое плечо ей садится ангел?

– О, вижу, ты чувствуешь тему, – обрадовался Михал. – Именно. Ангел. И говорит: “А может, попробуешь «Воздушно и вкусно»?”

– Хм. И что дальше?

– Ну, типа она пробует, потом улыбается и вприпрыжку возвращается в офис. И появляется надпись “Воздушно и вкусно – в талии узко”.

Леон заморгал. Он не понимал, шутит Михал или говорит серьезно. А может, это какой-то жестокий обряд инициации для новых сотрудников?

– Но в талии не может быть… Хм. Ну окей, ладно.

– Только вот я думаю, – продолжал Михал, – что вместо дьявола лучше сделать дьяволицу. Ну такую, секси.

– Да… Ага…

И Леон сделал, что ему велели: добавил сиськи. У дьяволицы была красная кожа, длинные ноги в сапогах из латекса, кожаный корсет, весьма условно прикрывавший пышный бюст, а между пухлых губ скользил влажный раздвоенный, как у змеи, язык. Она вызывающе смотрела из-под полуприкрытых век, призывно изгибалась, обвивала хвостом трезубец. Озвучивала дьяволицу актриса с низким бархатным голосом, от которого у мужиков по коже бежали мурашки.

Теперь, сидя на диване с телефоном в руке, Леон вспомнил о ней. У него было такое чувство, будто та дьяволица сидела теперь на его плече и нашептывала ему на ухо: ну давай, найди ее. Просто вбей два слова, и она твоя. На работе ты не успел ее рассмотреть, постеснялся. Но теперь-то ты один, дома. Никто не узнает, никто не осудит. Ведь на той первой встрече ты заглядывал ей в вырез, представлял ее себе обнаженной, ну вот и увидишь. Что? Ну и что, что фотографии украдены? Печально, конечно, но поезд ушел. Ее видели десять тысяч человек, что изменится, если ты тоже посмотришь? Никому от этого вреда не будет. И вообще, с какого перепугу ты вдруг заделался святошей? Уж я-то знаю, чем ты занимаешься по вечерам за компьютером, какие сайты посещаешь, что там разглядываешь, меня режимом “инкогнито” не проведешь.

В конце концов Леон сдался и набрал два слова: “Юлита Вуйчицкая”. Услужливый поисковик подсказал: “Юлита Вуйчицкая голая? Юлита Вуйчицкая фотографии? Юлита Вуйчицкая сиськи? Юлита Вуйчицкая попка?” Леон проигнорировал подсказки, нажал enter. Двадцать с лишним тысяч результатов, почти одни фотогалереи. Он нажал первую попавшуюся ссылку. Через мгновение загрузилась первая фотография – Юлита смотрела прямо в объектив. Прямо ему в глаза.

Леон положил телефон и вышел из дома, натягивая шапку на горящие уши.

Юлита последний раз перечитала текст и нажала “опубликовать”. Пару секунд спустя в блоге julitawojcicka.blogspot.com появился первый пост.

НОВАЯ ГЛАВА

Читатели, читательницы!

Тех из вас, кто зашел на мою страницу в надежде на новую порцию откровенных фотографий, ждет разочарование. Единственное, что вы здесь найдете, это тексты о том, как продвигается мое расследование смерти актера Рышарда Бучека (если хотите знать, сколько ему было лет на момент смерти, проверьте в Википедии).

Я успела услышать, что я высосала все дело из пальца, что я жажду дешевой сенсации и не щажу чувства родственников умершего. Позвольте окончательно развеять ваши сомнения.

Вчера утром меня шантажировали. Анонимный собеседник потребовал, чтобы я прекратила расследование – иначе он разрушит мою жизнь. Я отказалась. Через минуту выяснилось, что это были не пустые угрозы. Шантажист опубликовал фотографии, украденные из моей личной электронной почты, разгорелся скандал, в результате которого меня уволили с работы.

Я бы очень хотела написать, что я отказала шантажисту, так как верю в свободу слова и независимые СМИ. Я бы хотела написать, что приняла это решение, в полной мере осознавая последствия и руководствуясь велениями совести и возвышенными идеалами.

Увы, на самом деле я проигнорировала угрозы шантажиста, поскольку была уверена, что он блефует, что я для него недостижима. Будь у меня возможность вернуться в прошлое, знай я то, что знаю сейчас, я наверняка уступила бы его требованиям.

Но я не могу этого сделать – как не могу вернуть утраченную репутацию, достоинство и анонимность. Мне придется жить с последствиями своего выбора и либо спрятать голову в песок – либо стоять на своем.

Я выбираю второе. Во-первых, потому что мне уже нечего терять. Во-вторых, я просто хочу знать правду, как и пристало журналисту. В-третьих, наконец, чтобы показать моему шантажисту средний палец.

Ты хотел заткнуть мне рот? Получи.

Юлита разместила ссылку на пост на нескольких сайтах – wykop.pl, Reddit, различных форумах – и встала из-за стола. К ее удивлению, она почувствовала, что ее распирает энергия: ей захотелось пробежаться, побоксировать с тренировочной грушей, сделать сто приседаний, а потом сочинить еще один текст. Какое же это наслаждение – писать своим собственным языком, использовать слова, в которых больше трех слогов, и никаких восклицательных знаков, идиотских заголовков и всех этих дешевых приемчиков, которыми она привыкла заманивать читателей.

Она пошла на кухню, включила на телефоне музыку и приготовила себе обед: макароны с покупным соусом песто. Впервые после атаки она ела с аппетитом. Впервые почувствовала, что все наладится, что она справится. Юлита помыла посуду и при этом даже что-то напевала.

Ее тянуло проверить, как там текст: сколько просмотров, сколько комментариев, сколько перепостов в СМИ. Но она сдержалась: прошло всего полчаса, слишком мало, чтобы текст выстрелил. Вместо этого она взяла в руки ежедневник Бучека, открыла его на двадцать пятом октября.

– оплатить страховку

– 11:00 – запись Воронича

– 14:00 – ДКиП-ры

– 17:30 – забрать Рафала с футбола

Опять эта загадочная аббревиатура. Разгадка явно в последнем слове, сокращенном до “П-ры”. Пионеры? Помидоры? Полотеры? Хрень какая-то. Юлита листала блокнот: интересно, встречается ли это сокращение где-нибудь еще. Она нашла его в записях за двадцать пятое января, тринадцатое марта, одиннадцатое мая, второе июля. Всегда в рабочий день, всегда в первой половине дня. К тому же это было единственное в его ежедневнике сокращение: все остальное он записывал полностью. А здесь как будто хотел что-то скрыть. Юлита вбила в поисковик “Бучек” и “ДКиП-ры”. Ноль результатов. “Возможно, вы хотели написать Бучек в карцере?” Нет, не хотела, подумала она, закрывая страницу поисковика.

Юлита взглянула на часы. Прошел час с тех пор, как она опубликовала текст. Пора проверить, как