Попытка оттолкнуть его от себя терпит поражение, и Влад ещё сильнее прижимает меня к себе. Вместе с негромким стоном с его губ срываются слова, которые рвут душу на части:

— Ты моя, Настя! Ты только моя!

Вот только негромкое покашливание заставляет нас резко отпрянуть друг от друга и воззриться на мужчину, стоящего в дверном проёме.

— Простите, что прерываю вас, но я рассказал не всё, — говорит Роман Николаевич и опускает голову.

Отец входит в комнату, и отчего-то у меня сводит конечности. Что он хочет сказать? Сердце начинает колотиться в груди, но это, скорее всего, от выброса адреналина в кровь. Если бы не отец, мы с Настей вряд ли ограничились простыми поцелуями, и, наверное, это было слишком опрометчиво, неправильно в нашей ситуации. Я должен был убедить её в том, что мои намерения в отношении неё чисты, а не просто получить то, что давно желал… В первую очередь мне следовало разобраться во всём самому, понять, что именно я испытывал к Невесте, и почему не признал ту самую девушку в Ненастье. Мне следует во всём разобраться, а уже потом делать серьёзные шаги. Хотя, по сути, я уже всё для себя решил — я докажу Насте, что она нужна мне. Она, а не образ жертвы, которая нуждалась в рыцарской опеке и помощи.

— Я должен был давно это сделать, но тогда я считал себя правым…

Отец до этого державший руки за спиной, протягивает одну из них и бросает на кровать Насти конверты с письмами. Их около десяти штук, и в голове тут же начинают крутиться шестерёнки. Кажется, я начинаю понимать, почему не получал письма от Невесты — отец не позволял мне сделать этого… Он прятал письма, чтобы те не добрались до адресата.

Зачем?

— Когда мой сын вернулся из лагеря, — начинает отец, а у меня сводит зубы от дурного предчувствия. — Я видел, что он окрылён и влюблён, и я испугался, узнав, что предмет его восхищения — ещё несовершеннолетняя девчонка. У Влада и без того тогда были трудности с обучением и проблемы с законом… Мне было страшно, что сына могут привлечь и по статье по совращению несовершеннолетних — только этого мне не хватало… И я решил, что лучше будет вмешаться и оборвать этот порыв. Я считал, что это всего лишь очередное увлечение сына, но как же сильно я ошибался. Наблюдая за тем, как страдает Влад, как проходят годы, а он только сильнее закапывает себя и вспоминает ту девочку с забавным прозвищем «Невеста», я понял, что сильно ошибался. Мой сын влюбился на самом деле, а я всё испортил. Я боялся показать тебе эти письма! — отец смотрит на меня, а я просто стискиваю зубы и сжимаю руки в кулаки, потому что вставить тут нечего — это он лишил нас с Невестой будущего… Но он не отнимет это будущее у меня с Ненастьем. — Наверное, мне нет прощения… Но я надеюсь, что однажды вы сможете простить меня.

— Вы с самого начала знали правду о том, что мы с Владом знакомы? — спрашивает Ненастье, прикрывая рот рукой.

— Узнал, когда Светлов предложил мне сделку… Твой адрес на конверте, имя и внешность… Я практически сразу догадался, а потом сверил всё и подумал, что сама судьба свела нас. Я мог убить двух зайцев одним ударом: поймать на крючок Светлова и попытаться восстановить то, что разрушил однажды. Я ведь сразу заметил, что между вами с Владом пробежала искра… Я не понимал только одного — узнали ли вы друг друга. Но теперь вижу, что узнали. Мне жаль… Если бы я смог вернуть время назад, я бы не стал препятствовать вашему общению, но на тот момент я считал, что это единственный правильный выбор.

В комнате повисает напряжённая тишина, а отец начинает переминаться с ноги на ногу и поглядывать то на меня, то на Настю. Мне нечего ему сказать, потому что я не понимаю даже свои эмоции и ощущения. Внутри всё клокочет, замирает, а потом накатывает снова и снова. Я не знаю, что именно ощущаю в эту секунду и насколько сильно злюсь на отца… Всё идёт так, как идёт. И мне нужно немного времени, чтобы побыть наедине с девушкой, которая удивлена не меньше моего. Нам следует обсудить всё, понять, как и куда мы будем двигаться дальше.

— Я пойду… Ещё раз прошу простить меня! Всё, что я сотворил невозможно искупить или оправдать… Простите.

Отец уходит, а мы с Настей продолжаем стоять на месте. Она скрещивает руки на груди и смотрит в одну точку перед собой.

Я сажусь на край кровати и провожу подушечками пальцев по письмам, которые мне писала Невеста, но так и не получила ответа ни на одно из них.

— Это часть прошлого… Если ты действительно веришь в то, что я нужна тебе в настоящем, то нам стоит избавиться от этого. — Она кивает на письма.

Но я не готов расстаться с ними. Я хочу прочесть всё, что она писала мне, пропустить через себя и окунуться в наше прошлое, которое у нас отняли, с головой.

— Прошлое — часть нашей жизни. Ты бежишь от него — это большая ошибка… Чтобы принять себя в настоящем нельзя отказываться от прошлого.

Я поднимаюсь на ноги, подхожу к Насте и обнимаю её. Она не сопротивляется, обмякает в моих руках, становится податливой и негромко всхлипывает. Она устала за это время, да и я тоже… Но мы обязательно справимся со всем вместе. Иначе просто не может быть. Теперь уже нет.

— Больше никаких позывных, Настя! Я хочу быть вместе с тобой в настоящем… Не с Невестой, не с Ненастьем, а с тобой! Ты мне веришь?

Она пожимает плечами и смаргивает слёзы, которые начинают течь по щекам. А я покрываю её кожу поцелуями, хочу целовать каждый миллиметр, только бы успокоить, подарить утешение.

— Я люблю тебя! Просто дай шанс нашему будущему! Останься в доме ещё немного! Не уезжай! Я понимаю, что тебе нужно время, что я совершил ошибку, когда попытался утопить чувства к тебе в объятиях другой, но тогда я считал тебя невестой своего отца, запретным плодом, и не понимал, что со мной творилось. Я не прошу простить меня прямо сейчас. Я прошу немного времени, Настя! Дай мне шанс!

— Я дам шанс нашим отношениям, если ты уверен, что хочешь этого, но не проси меня остаться! Я так не могу! — отрицательно мотает головой Настя, и я выпускаю её, позволяю уехать, потому что ей тоже следует побыть наедине с собой и своими мыслями.

Полгода пролетает с бешеной скоростью и наступает пора моего любимого времени года — зимы. Снежинки медленно кружатся в воздухе, плавно опускаясь на землю, а я ставлю подписи в документах и получаю наследство, которое мой отец и не подумал отдать кому-то другому, пусть и ненавидел меня всю свою жизнь. Наверное, ему было плевать на всех… И я даже не уверена, что он сам ушёл из жизни — кто-то помог ему сделать это. Он слишком любил жизнь, чтобы расставаться с ней, но всё это неважно. Полиция отметила его смерть, как самоубийство и не стала искать виноватых… Роман Николаевич обещал разобраться во всём, наказать тех, кто сотворил это с моим отцом, но я попросила не рассказывать мне о результатах. Как бы то ни было, я ничего не желала знать об этом человека. Он ушёл. Его больше нет. Да и не было никогда. Я решила продать его акции и перевести в благотворительный фонд на лечение взрослых людей, нуждающихся в помощи. Почему-то сборы на лечение детей продвигаются куда активнее, чем на лечение взрослых, а ведь у них те же права… Взрослые тоже хотят жить… У них тоже есть семьи и дети. Я вспоминаю, как пыталась найти деньги на лечение матери, и сердце тяжело сжимается. Деньги отца сослужат хоть какую-то пользу, потому что оставлять их себе я бы не решилась.