– Так и есть.

– Не хочешь говорить?

– Попозже.

Он ел медленно, хотя ощутил вдруг зверский голод.

Внезапно Анна дотронулась до его руки.

– Кровь… – В голосе слышался испуг. – В тебя стреляли?

– Ну не надо. Это не страшно, и все уже позади.

Он хотел было солгать, но подумал: зачем? Анна умная и все поймет. К тому же она – свой человек и ей можно открыться.

– Стреляли. Но эта кровь скорее от другого. От осколков стекла… Стреляли, когда я сел в машину.

– Господи! – охнула она, прижав руки к щекам. – Ты с ума сошел. Данила, кончай дурить!

«Данила, кончай дурить!» – Она иногда произносила эту фразу, когда сильно сердилась и хотела, чтобы он признал свою неправоту и пошел на уступки. Это был призыв, которым она пользовалась не так уж часто. Но он же помнил эти слова… значит… прошлое все еще имеет над ним власть, хотя он пытается уверить себя в обратном.

– Я не дурю. Правда… Так получилось.

– Не хочешь говорить? – повторила она вопрос, заданный недавно.

– Дай поесть человеку!

– Человек испытывает мое терпение. Отнюдь не человеческое. А женское… – И она невольно улыбнулась. Это тоже была фраза из давних времен. – Хочешь пирог с вишневым джемом? Купила сегодня.

– Давай.

После чашки чая с двумя кусками пирога он посмотрел на нее, думая, какую долю правды ей рассказать. Или обо всем умолчать? Придумать историю на ходу. Решение пришло само. Он привык доверять своей интуиции. Если тратить время на лишние размышления – можно потерять многое. Или вообще упустить важнейшую нить. А он не имел права на ошибку. И потом, ведь ему понадобится помощь…

– Это касается пропавшей Ольги Шифман и Филиппа Рогова.

– Их нашли? – Глаза Анны округлились.

– Нет, не нашли. Но Филипп, судя по всему, не мертв.

Во взгляде Анны отразилось неподдельное изумление.

– Как это?

– У него был брат-близнец. Похоже, убили именно его. А Филипп ускользнул…

– Не может быть!

– В жизни может быть все. Банальность, но факт.

– Объясни! – потребовала она.

– Сейчас. – Он отодвинул тарелку и кратко рассказал ей все, утаив только главное – что он получил задание разыскать Филиппа. Сообщил лишь, что о нем беспокоится один его знакомый, с кем он вел дела…

– И еще мне нужно встретиться со следователем, Павлом Рудягиным, который ведет это дело. Можешь позвонить ему и обрисовать ситуацию? Кратко, не вдаваясь в детали. Все я скажу ему при встрече, только она должна быть конфиденциальной. Это принципиально. В противном случае я не стану с ним говорить.

– Понимаю. Я позвоню ему завтра утром.

Машинально оба они подняли глаза наверх – на часы на стене. Он усмехнулся.

– До утра осталось уже не так уж много. Три часа.

– Иди ложись. Я постелю.

Данила проснулся под утро и не сразу понял, где он и почему мерзнет. В комнате действительно было прохладно, но озноб его бил не от этого, а от тех кошмаров, которые ему снились. Он видел Марию, ее пустые глаза, обращенные к нему, кровь. Потом комнату, где он находился, стала затапливать вода, которая поднималась все выше и выше. И здесь он проснулся.

Через некоторое время он вспомнил, как оказался в этой комнате. У Анны. Данила спустил ноги на пол и тряхнул головой, прогоняя остатки сна. Машинально бросил взгляд на мобильник, лежащий на столе. Е-мое, как он долго спал! Уже час дня! Давно он так не дрых. Но и ситуация вчера была явно не из стандартных.

На кухне гремело и стучало. Анна, видимо, готовила завтрак. Он оделся и вышел к ней.

– Привет!

– Привет!

Он чмокнул ее в щеку. Получилось вполне невинно и по-братски. Он боялся сбиться с того тона, которого решил придерживаться. Вот только не знал, где границы им же установленных правил и рамок.

– Кажется, я перевыполнил норму сна.

– Раз хочется – значит, надо. Вчера у тебя был недюжинный стресс, вот организм и отреагировал.

– И то верно! – Он потянул носом. – Пахнет вкусно. Что это?

– Сырники.

– Обожаю… Ты сама завтракала? Хотя уже время обеда…

– Не волнуйся. Компанию тебе составлю.

Анна была бледна и заколола волосы, обнажив лоб, отчего ее глаза казались еще больше.

Румяный поджаристый сырник шлепнулся к нему на тарелку.

– Рудягину звонила?

– Я помню о твоей просьбе. И хотела ему позвонить. Но потом подумала, что нужно дождаться твоего пробуждения и еще раз уточнить: ты твердо решил встречаться с ним?

Он кивнул.

– Тогда звоню.

Анна набрала номер Рудягина. Беседуя со следователем, смотрела не на Данилу, а в окно, покусывала губы. Закончив разговор, развернулась к нему.

– Он ждет тебя через два часа. На Маросейке. Там есть кафе.

– Отлично. Время еще есть. А ты на работу не спешишь?

– Явлюсь попозже в связи с чрезвычайными обстоятельствами. Василий разрешил.

– Как он?

– Ничего. Работает. Его любимая женщина Надя уехала в командировку. И он грустит.

– Ясно…

Слова повисли в воздухе. Оба испытывали явную неловкость.

– Я пойду собираться, – сказала Анна. – А ты сиди здесь.

– Мне, вообще-то, нужно выйти пораньше, – солгал он. – Забежать в один магазин и кое-что купить.

– Можем выйти вместе.

Через двадцать минут они уже выходили из дома. Данила сказал, не глядя на Анну:

– Могу подбросить на машине. Время есть.

– Мне удобно общественным транспортом. Зачем тебе петлять по Москве. Еще попадешь в пробку и опоздаешь на встречу.

– Ну как хочешь.

– Звони.

Она взмахнула рукой и побежала к остановке автобуса, как ему показалось, с облегчением. «Не знала, как от меня отвязаться», – неожиданно подумал Данила.

Он не просто любил Китай-город, он его обожал. В свои приезды в Москву, если находилось время, он непременно приезжал в этот район и гулял, кружа по лабиринтам улочек и узким переулкам. Ему представлялось, что именно в этом районе сохранился дух старой Москвы, уже порядком выветрившийся в других местах.

Он вышел из метро, и в глаза ему бросился силуэт церкви Святого Владимира во старых садех, возвышающийся на пригорке. Как он понял, Павел Рудягин должен был ждать его на углу, следовало пройти еще немного вперед.

Какой-то мужчина в серой куртке стоял и смотрел в толпу людей. Данила подошел ближе.