Будучи грузином, Сталин всегда занимал чисто интернациональные позиции и остро конфликтовал с «бундовцами» — лево-социалистической партией, выступавшей за национально-культурную автономию для восточно-европейского еврейства с лозунгом: «Там, где мы живем, там наша страна». Вот весь вопрос и ответ. Бунд — еврейская социалистическая партия — в 1924 году строевым шагом во время болезни В.И. Ленина вошла в ВКП(б).

Не являясь сторонником патологического антисемитизма, Сталин не смог обратить внимание на непропорциональность представительства в органах государственного управления в центре и на местах лиц еврейской национальности. В послереволюционные, а затем в 30-е годы эта составляющая доходила до 80 %. Вождь считал, что во многом такие массовые выдвижения определялись не деловыми качествами, а лишь национальной солидарностью. В одной из бесед с В.С. Абакумовым в 1947 году по поводу создания еврейского государства на землях Палестины, Сталин с сарказмом заметил: «Мы всячески поддержим усилия Всемирной сионистской лиги, направленные на создание в этом регионе суверенного еврейского государства, исторически обреченного на бесконечную борьбу за выживание… Ну хотят — пусть едут, все едут…»

А вот возобновленная Сталиным в последние годы «борьба с сионизмом» дорого обошлась многим руководителям госбезопасности: министру Абакумову-жизни, а его седьмому заместителю Е.П. Питовранову чуть не стоила тоже этой самой жизни.

Все завертелось после трагической гибели под Минском народного артиста СССР, председателя Еврейского антифашистского комитета (ЕАК) Соломона Михоэлса (Вовси). Это была наспех спланированная по указанию Сталина тайная акция через автокатастрофу, и «карт-бланш» на персональный состав ее давался Абакумову. Он отправил в Белоруссию своего заместителя Огольцова и сотрудника Шубникова. На месте операцию спланировал министр госбезопасности БССР Л.Ф. Цанава. Конечно же, в Центре все подробности о ней знал только куратор органов Маленков, который по существу являлся тихо работающим мощным мотором в партийном ареопаге.

Операция была крайне засекречена. О ней ничего не ведал даже Питовранов как начальник контрразведки. Тут может быть две причины: руководству ведомства не хотелось делиться с подчиненным лаврами удачи или наличие элементарного недоверия. Трудно сегодня разобраться в этих хитросплетениях. Все материалы по этому делу до сих пор частично засекречены. И, наверное, правильно из гуманных побуждений: остались живые родственники тех и других. Они не виновны! Вот почему В.С. Абакумова до сих пор не реабилитировали.

Следом за делом с ЕАК появилось «Ленинградское дело». Ленинград (Петроград) — колыбель двух революций, столица России от Петра Великого до Ленина. Именно там сгруппировался костяк политических оппонентов Сталину, ставшие для него со временем заклятыми врагами, открытыми и тайными: Троцкий, Зиновьев, Кузнецов… А вокруг них большая кровь. Только по «Делу С.М. Кирова» появилось 18 трупов!?

Война несколько притушила процесс политико-экономического соперничества местных руководителей с высокими чиновниками в стране из-за разрухи и потери во время блокады почти миллиона ленинградцев. Но, когда из уст руководителей Северной Пальмиры стали раздаваться голоса о придании городу иного статуса чуть ли не столицы РСФСР и создании республиканской — Российской Коммунистической партии (большевиков) (РКП(б)), конечно же, под эгидой ВКП(б), Сталин заволновался из-за возможной потери ведущей роли Москвы как столицы всей страны.

Вождь реагировал на предложение создать РКП(б) резко отрицательно. Очевидно, он боялся, что российская компартия, в отличие от партий других союзных республик, будет представлять угрозу Центру. Беспокоило его и появление в Ленинградской партийной организации высокообразованной молодежи во главе с набирающим авторитет ее руководителем Алексеем Кузнецовым. Теперь вождь для нейтрализации яркой личности и более плотного контроля ввел Алексея Александровича Кузнецова в состав секретариата ЦК ВКП(б). А частое общение показало: Кузнецов — волевой, честный и принципиальный человек и может отстаивать собственные позиции.

Так, в 1949 году по инициативе Маленкова была разработана операция под названием парадигма «Ленинградское дело». Началось все с создания комиссии по проверке состояния работы Ленинградской партийной организации. От МГБ СССР в нее включили заместителя министра генерал-майора Е.П. Питовранова. Ночным поездом комиссия во главе с Маленковым отправилась в Ленинград. Евгению Петровичу Маленков приказал по приезде на место отстранить от должности начальника Управления МГБ и временно назначить на эту должность кого-либо из его заместителей. На этом миссия Питовранова закончилась. На следующий день он возвратился в Москву. Арестованных партийных функционеров тоже привезли в столицу. А.А. Кузнецова арестовали в кабинете Маленкова. Всего по «Ленинградскому делу» было задержано и осуждено 214 человек, 145 из числа близких и дальних родственников, 23 человека осуждены Военной коллегией Верховного суда СССР к высшей мере наказания — расстрелу. Потом Маленков будет оправдываться, что руководил репрессиями в Ленинграде по личному указанию Сталина, который после устранения Михоэлса и ленинградской оппозиции вплотную занялся истреблением троцкизма в еврейском национальном подполье.

Так появилось новое дело — «Дело врачей». Инициатором его был опять же Маленков и ставший его человеком в МГБ, старший следователь по особо важным делам подполковник Михаил Рюмин. Изучая следственные материалы арестованных руководителей Еврейского антифашистского комитета (ЕАК), он заметил, что среди их близких родственников было много врачей, практиковавших в Кремлевской больнице. Постоянными пациентами их состояли руководители партии и правительства. Он привязал к загадочным смертям члена Политбюро Андрея Жданова и некоторых других высокоэлитарных особ, лечивших их врачей. Использовал он для этой цели и письмо в виде оправдательной записки в Службу правительственной охраны врача-кардиолога Лидии Тимашук, обвиненной в «недосмотре» за пациентом Ждановым. Она же обвинила лечивших его врачей-академиков П.И. Егорова и В.Н. Виноградова и группу других специалистов, в своей основе лиц еврейской национальности, во вредительстве.

Авантюрный Рюмин решил поймать «рыбку в мутной воде». Он «обобщил» несколько «загадочных» случаев безответственности кремлевских врачей при лечении высоких особ с однозначным и зловещим выводом: «…над здоровьем и жизнью которых нависла серьезная угроза».

Эту справку он доложил своему начальнику министру госбезопасности Виктору Семеновичу Абакумову, на что последний прореагировал примерно так:

— Михаил Дмитриевич, не следует паниковать, надо серьезно разобраться в ситуации, чтобы не наломать дров. Не спешите, проанализируйте еще более глубоко материалы… Вы ходите по острию ножа… Время может подсказать вам другие решения…

И тогда Рюмин решил пойти ва-банк. Он решил отправить письмо второму человеку в партии — Маленкову. В этом пасквиле он обвинил своего высокого руководителя в нежелании разбираться в медицинском деле, или, как отмечал он, «…министр замял очень острый сигнал!». А еще этот авантюрист понимал, что Маленков испытывает не самые лучшие чувства к руководству МГБ — Абакумову и его заместителям Селивановскому и Питовранову, «первому и седьмому».