ножен шпаги стражников, рассмотрел, только что не обнюхал. Ножи собрал, их на полу аж четыре штуки валялось. Странные какие-то ножи. Так он их двумя пальчиками взял и аккуратно на стол положил.

Строго приказал… да кто он такой, чтобы приказывать! Но ведь приказал! Чтобы трупы уносили да порядок навели. А сам по комнатам пошел, кухню осмотрел, отхожим местом не побрезговал. Пару часов, не меньше, только на первом этаже это безобразие творилось. Потом на втором, на третьем. Даже на чердак эти двое лазили, даже по крыше ползали с риском свалиться да прервать свои никчемные жизни.

И всюду за собой господина маркиза таскали, как собачку, прости господи. Только на крыше одни были. Но и вернулись оттуда с недовольными рожами.

Лишь когда стало смеркаться, двое безумных стражников объявили, что работу они закончили. Констебль потребовал отчитаться, назвать имя убийцы и адрес, где краденое хранится. Но был послан очень далеко. Настолько, что другого бы за такие слова на виселицу следовало определить, за оскорбление власти.

Однако эти двое сами были властью. Той самой, что дают капиталы купцов да промышленников — тех, кто и обеспечивает богатство и процветание хранимой богом империи. Тех, с кем не желает ссоры сам Император.

Констеблю объяснили, что из дома господина маркиза, находящегося в его юрисдикции (демон, откуда они слова-то такие знают), ничего не похищено, соответственно, ни о каком возмещении и о его, констебля, доле с найденного не может быть и речи. А до того женщина грабила дома купцов, так что розыском похищенного там занимается стража купеческой гильдии. Которая и получит свой причитающийся по закону процент.

Однако запретить констеблю отправиться к жилищу убийцы стражники не могли. Тут он был в своем праве.

Служители закона подошли к цирковому городку, уже готовящемуся к отъезду, и встречены были господами артистами неласково. Вообще никакого почтения не выказали. Лишь когда Юбер сообщил о смерти их коллеги и о подозрениях (да, так и сказал — не о преступлениях, а лишь о подозрениях), согласились на осмотр фургончика Джулии. Оказывается, женщину звали Джулия. А еще Анита, Кристина и бог знает какими другими именами, которые выбирались в зависимости от предпочтений жителей города, где выступала труппа. Но среди своих она всегда звалась Джулией. Фамилия? Помилуйте, какая фамилия у цирковых.

Первое, что было найдено, — два холщовых мешка с похищенным из домов Гридженсонов, Ламбертсов и Уэйнрайтов. Все почти точно по спискам, за исключением некоторых безделушек, хотя и заоблачной стоимости. Везет же некоторым! Казалось бы, радуйся!

Но Юбер смотрел не на золото. Молодой человек взял со стола три метательных ножа, вышел из фургона, примерился и метнул в стоявшую в пяти шагах мишень. Не так ловко, как их хозяйка, но сильно и точно.

— Ты кидаешь плохо, хуже мамы, — уверенно сказала стоявшая рядом девочка. Дочь Джулии.

— Давно не тренировался, думал, вообще не смогу попасть. Тебя как зовут?

— Лола.

— Как?! — Молодой человек сжал ее за плечи, опустился на корточки, так, что их глаза оказались напротив друг друга.

Потом перевел взгляд на хозяина труппы — высокого плотного мужчину, одетого как зажиточный горожанин.

— Что будет с девочкой?

— Не мое дело, — ответил тот, равнодушно пожав плечами. — Дочери преступницы не место в моем цирке, пусть Спаситель заботится о ее душе.

Юбер посмотрел на артистов. Тех, кто еще вчера выходил с ее матерью на манеж, кланялся зрителям, радовался успеху. Каждый отвел взгляд. Все ясно.

— Давно здесь это? — он указал найденные в фургоне мешки.

— Ночью пришел какой-то дядя, сказал, что они для мамы.

Стоявший рядом Бабин засопел и поджал губы.

Золото пересчитали, составили подробную опись, после чего вооруженный отряд из дюжины стражников понес его в купеческую гильдию.

Констебль отправился восвояси, бурча под нос проклятия в адрес жалких юнцов, не желающих делиться и не умеющих воспользоваться счастливым случаем.

А Бабин и Юбер пошли домой. Юноша вел за ручку маленькую Лолу, так похожую на ту, другую, тоже любившую жонглировать. Погибшую прошлым летом по его вине.

— Меня Поль зовут, а вот этого большого дядю — Бабин. Сейчас мы идем к нам, поживешь с нами? Если согласишься, конечно.

— А когда придет мама? — спросила девочка, пристально глядя в глаза. Снизу вверх.

Юбер кашлянул.

— Не знаю. Ей пришлось уехать.

— Врешь, — уверенно сказала девочка. — Я знаю, она погибла. Канатоходцы всегда или погибают, или становятся инвалидами. Если мы не идем в больницу, значит, она погибла.

Мужчины переглянулись. А что тут скажешь?

— Да, она погибла. Прости, я соврал. Делала сложный трюк и сорвалась. Успела попросить меня, чтобы о тебе позаботился. Ты не будешь возражать?

Девочка отрицательно замотала головой, потом прижалась щекой к бедру Юбера и заплакала. Тот взял ее на руки, да так и нес до самого дома мамаши Клэптон.

Хозяйка молча пропустила постояльцев с ребенком на руках. Через полчаса постучалась в их комнату. Отметила, что девочка спит в кровати господина.

— Могу я узнать, кто эта юная леди?

— Моя дочь.

— Да? И в каком же возрасте вы ее заделали?

Хотела еще съязвить, но что-то во взгляде юноши ее остановило.

— Завтра утром я принесу свежего молока. Девочек обязательно надо поить молоком.

И, резко повернувшись, ушла. Твердой походкой и с прямой, словно в принципе не способной гнуться спиной.

Только после этого Бабин, до этого пристально разглядывавший в окно дом напротив, отвлекся от своего увлекательного занятия.

— Ты всерьез собираешься в гости к его светлости?

— Сначала — к Шеффердсону. Только что от него прибегали, звали пред ясные очи — мастер желает узнать о наших результатах. Аж на кресле подпрыгивает, это посыльный так сказал. Ох, не терпится мне эту картину увидеть… — Юбер мечтательно закатил глаза. — Но не будем спешить, пусть понервничает, щедрее будет. А уже потом к Дорсету.

— Уверен, что тебе это надо?

Юбер отвел взгляд, вперив его в черный сучок на дощатой стене.

— Случай упускать нельзя. Мы рассчитывали, что для выхода на персону такого масштаба потребуется не меньше года, а тут удача сама плывет в руки. Только сказать кому — за месяц управились! Одно плохо — если разговор не задастся, тебе надо будет уходить и очень быстро.

— Прекрасно! А ты? — В этот раз нарушение субординации было проигнорировано.

— Не знаю. Утром посоветуюсь с умным человеком и в бой. Ну да, как говорит наш друг, бог не выдаст, свинья не съест. Пожелай мне удачи. А пока — спать.

— Э нет. Дорсет — не купец, совсем другого полета птица. От