— Садовники никак не могут достать до верхушки дерева, а лучшие персики растут именно там, — Сьен Ма нежно тронула юношу за плечо. Льешо чуть-чуть приоткрыл глаза и посмотрел, надеясь, что богиня не заметит его взгляда.

— Я знаю, что ты не спишь, и очень хочу сладких персиков.

— Ты не можешь быть настоящей! — Льешо приподнялся, опираясь на нежный, стройный ствол дерева. — Мастер Марко сжег весь этот сад дотла.

Да, именно тогда всерьез начались убийства — в первой, но далеко не последней настоящей битве Льешо. Память его совсем утратила впечатление о красоте сада, но ее сиятельство оставалась точной такой, какой он ее запомнил: одновременно и красивой, и ужасной — с улыбкой холоднее, чем покрывающий горные вершины Кунгола снег.

— Ненастоящая тоже может испытывать чувство голода. А я действительно очень хочу персиков.

Льешо прекрасно помнил, что разговаривает со смертной богиней, покровительницей войны. Больше того, именно ее Шу оставил на троне на время собственного отсутствия, надеясь, что Сьен Ма достойно защитит империю Шан.

— Случилось что-то плохое?

— Разумеется, случилось. Во-первых, император попал в плен вместе с этим мошенником Чи-Чу, а во-вторых, я до сих пор не могу получить самый сладкий персик.

Льешо на минуту задумался. За первую из проблем он мог лишь извиниться, зато со второй вполне мог справиться даже во сне. Поднявшись, он низко, почтительно поклонился. Тут же в руке возник лук. Тетива — прицел — выстрел — душа летит на макушку дерева, и персик падает в раскрытую ладонь.

— Моя госпожа, прошу вас.

— Спасибо.

Богиня взяла фрукт прямо из протянутой руки и начала есть. Губы ее едва двигались. Не было заметно, как госпожа кусает, на подбородке не появилось ни единой капли сока.

Персик просто исчезал. Очень скоро он закончился, косточка полетела на траву, а смертная богиня вновь обратила внимание на юношу. Под пристальным взглядом Льешо чувствовал себя несколько неуютно, однако понимал, что плата за доставленные неприятности всего лишь в один персик слишком мала.

— Моя госпожа… — заговорил он.

Грациозный наклон головы показал, что можно продолжать.

Льешо глубоко вздохнул.

— Прощения вашего я не заслуживаю, однако молю о жалости.

— За что же тебя жалеть, мальчик?

— Испытание было предназначено мне одному, а в нем пострадали и император, и вся империя. В плен попали и мастер Ден, и Адар, и Карина — та самая девушка, мать которой мечтает войти в сонм смертных богинь.

Юноша печально улыбнулся.

— Я умудрился разгневать множество богов и по крайней мере одного дракона. Что касается испытаний, то при всем желании невозможно даже представить себе большую неразбериху и путаницу, чем та, которую невольно создал я.

Действительно, каждый, кто пытался ему помочь, погибал или страдал. Это относилось и к богине: ведь ее сад погиб — мастер Марко сжег его, преследуя юного принца.

Ее сиятельство склонила голову, словно желая рассмотреть проблему Льешо под другим углом.

— Ты считаешь, что твое испытание — единственное на этом пути, — наконец заговорила она. — Дело в том, что Шу должен пройти сквозь собственные трудности, преодолеть собственные препятствия и сделать собственные выводы.

— Но Шу стар!

— Не так уж и стар.

Необдуманный возглас Льешо вырвался сам собой, бесконтрольно. Услышав сухой ответ, юноша покраснел и напрягся, пытаясь отвлечься от вопросов вроде «сколько же лет самой смертной богине? » и «каким испытаниям подвергается Шу?». Действительно, Шу вполне мог извлечь из происходящего целый ряд уроков. В военных и шпионских делах император проявил немалую храбрость и изобретательность и вполне может считаться образцом и учителем. Однако, судя по всему, душа его вовсе не лежала к вопросам управления государством и дипломатии, а Льек учил, что именно они являются истинными инструментами великого правителя. Разговор состоялся, естественно, еще до того, как старый министр обрел реинкарнацию в образе медведя — в ту пору, когда советы звучали яснее и произносились четче.

Да, наверное, испытание Шу имело определенный смысл. Ему предстояло самому пройти путь принятия решений, однако в плену у гарнов сделать это было куда труднее. Кроме того, возникала еще одна проблема. Мастер Ден следовал за Шу, чтобы давать ему необходимые уроки или же, что вполне в духе лукавого бога, спасать императора в тех случаях, когда уроки эти он получал сам. Все это, однако, ничем не могло помочь Льешо.

Он так задумался, что голова разболелась даже здесь, в нереальности, во сне. И все-таки принял решение и заговорил:

— — Мастер Ден постоянно наставлял меня. Без его советов я не знаю, что делать и как поступать.

— А ты оглянись вокруг. — Смертная богиня опустила руку в глубокую чашу, на которую Льешо до сих пор не обращал внимания, достала сливу и протянула ее юноше. — В мире немало учителей, надо только суметь их увидеть и услышать.

Обдумывая последнюю глубокомысленную фразу, Льешо внезапно заметил копавшуюся под персиковым деревом огромную свинью. Сразу вспомнился другой сон, где тоже фигурировала свинья. Юноша инстинктивно схватился за висевшую на груди ладанку с тремя жемчужинами.

— Это?..

Не дождавшись конца вопроса, госпожа Сьен Ма со смехом ответила:

— Нет, это вовсе не учитель, но и он может оказаться полезным. Мастер Свин! — окликнула она животное.

— Никакой не «мастер», госпожа, как вы прекрасно знаете. Просто Свин. — Джинн поднялся на задние ноги и любезно поклонился, после чего взял сливу из чаши. — Мы уже встречались. — Он широко оскалился в сторону Льешо, изображая улыбку, а потом жадно проглотил сливу вместе с косточкой и плодоножкой. — Знаете ли, вы движетесь по неверному пути.

Следовало бы держаться рядом с Шу — во всяком случае, гарны не позволяют ему удалиться от Небесных Врат.

— Да, но это также означает близость к мастеру Марко, — добавила госпожа.

— Мне нужно разыскать братьев и жемчуг.

— А, ну ладно. В этом вы, наверное, правы. — Дернув носом, Свин внимательно взглянул на землю. — Все же, полагаю, мы найдем вам применение. Старайтесь оставаться на связи.

Преподав эти мудрые советы, Свин удалился, внимательно обнюхивая все вокруг.

— Как я смогу это сделать?

Льешо обернулся к смертной богине, но увидел, что Сьен Ма исчезла, а сад превратился в кучи пепла. Вздрогнув, он проснулся и почувствовал, что напряжение в спине, между лопатками, исчезло. А это означало, что гарны больше не мчатся по следу.

Песок пустыни сменился дорогой — она вилась среди оголенных до самого каменистого остова холмов. С обеих сторон возвышались скалы; каменные слои накладывались один на другой, словно забытые кем-то стопки книг или брошенные впопыхах кучи разбитых тарелок. На желто-коричневом фоне выделялись пятна других цветов: ржавые, серые, с прожилками ядовито-зеленого и сернисто-желтого. Изрытый ветрами песчаник переливался всеми цветами радуги. Сам собой возникал вопрос: что за мощные силы поработали над холмами и как удалось уцелеть среди них дороге?