Марк Антоний решил сначала отправиться в Сикион, где жила его опальная супруга. В глубине души он был даже благодарен Октавию за то, что тот упрятал Фульвию под замок, в такой ситуации с ней легче объясняться, а что придется объясняться, Антоний не сомневался, конечно, в Риме знали о его веселых похождениях сначала в Тарсе, а потом Александрии. Развлекайся он с кем-нибудь другим, никто не обратил бы внимания, но египетская царица слишком хорошо известна римским матронам. Вот уж наверняка языки почесали!

Но он не представлял, что услышит в Сикионе!

Антоний знал, что Фульвия выступила против Октавиана, но не думал, что все настолько серьезно. Ему было совершенно наплевать на страдания падчерицы, на нанесенные Октавианом оскорбления жене. Но как она посмела развязать войну, разрушив все договоренности с консулом, и проиграть ее?!

– Если бы я выиграла, ты бы не обвинял меня, что сделала это без твоего ведома!

– Если бы выиграла – да! Победителей не судят. Но ты проиграла.

Фульвия разозлилась, она тяжело больна, измучена, хотела сделать как лучше для мужа, ей так нужна его поддержка, просто доброе слово, а он только кричит. И женщина разозлилась:

– Если бы ты не шлялся по притонам со своей египетской шлюхой, а пришел на помощь, мы бы победили! Но тебе дороже эта дрянь…

Договорить не успела, отлетев к стене от удара, подняться смогла не сразу, но, вытирая кровь из разбитой губы, усмехнулась:

– Октавиан не убил…

– Я тебя сам убью! Дура!

– Потерпи немного… Я смертельно больна, скоро умру…

Только тут он заметил бледность Фульвии, ее ввалившиеся глаза, резкую худобу. Но бешенство взяло свое. Если бы можно было обходиться без женщин! Или всех их превратить в рабынь, чтобы не путались под ногами, не канючили про свою беременность и не лезли в дела!

Избитая Фульвия осталась лежать, истекая кровью. Уходя, Марк Антоний заметил горевший ненавистью взгляд маленького сынишки Антиллы и с трудом сдержался, чтобы не пнуть ногой и его тоже. Все против него, все и всё!

Теперь предстояло ехать к Октавиану и снова пытаться договориться, потому что с малыми силами с парфянами ему не справиться, а отдав Парфии хотя бы часть Сирии, он быстро потеряет все остальное. Но после учиненного Фульвией Октавиан потребует серьезных, очень серьезных уступок. Никогда и никого женщины до добра не доводили, Марк Антоний в очередной раз в этом убедился.

Почему не попросил помощи у Клеопатры и ее силами не выбил парфян с территории Сирии, он объяснить не смог бы. Скорее всего потому, что лавры простого защитника сирийских территорий ему были малы, если уж воевать, что крупномасштабно, как воевали до него Красс, Помпей, Цезарь. Но для такой войны, чтобы разбить Парфию окончательно, нужно большое войско, значит, нужно отправляться к Октавиану и просить помощи у всего Рима.

Конечно, преклонять голову перед ненавистным Октавианом и не менее ненавистным сенатом, в котором его сторонников почти не осталось, тяжело, но выхода не было. Не становиться же и правда египетским царем рядом с Клеопатрой? Его место в Риме или провинциях Рима в качестве правителя, а не в египетских кабаках.

Марк Антоний не замечал собственной непоследовательности, ведь его никто не заставлял ни приезжать в Александрию, ни ходить по кабакам, напротив, Клеопатра, сначала развлекавшая дорогого гостя, потом всячески пыталась заставить его заняться хоть каким-то делом. Но сейчас все это забылось, имя египетской царицы для него было связано только с роскошью, бездельем и распутством. Даже о том, что она носит под сердцем его ребенка, вылетело из головы. Мало ли где и у кого от него дети…

Входы в гавань Брундизии, где он намеревался встать на якорь, были перекрыты войсками Октавиана. Марк Антоний довольно хмыкнул: боится! Но, немного постояв и подумав, понял, что придется идти на поклон…

Но Октавиан оказался весьма осторожным и настойчивым, дальше Брундизии Марка Антония просто не пустили, пока не подписал соглашение. За время переговоров Антоний овдовел, Фульвия не обманула мужа, она действительно была смертельно больна и прожила после его визита недолго. Но Марк Антоний не печалился по поводу смерти жены-неудачницы, не до нее.

Октавиан не поленился, приехал в Брундизию, чтобы встретиться с соперником, был вежлив, спокоен, уверен в своих силах. Нет, он не боялся гражданской войны, прошли те времена, когда она была очень вероятна, глупая выходка Фульвии показала, что при всем немалом количестве недовольных Октавианом в Италии поддерживать выступления против него боятся.

Марк Антоний смотрел на наследника Цезаря и ловил себя на мысли, что они все-таки похожи. Неудивительно, ведь Октавиан внук любимой сестры Цезаря. Но похожесть была не столько в облике, сколько в манере поведения, взгляде, который кидал Октавиан, словно проверяя, понял ли его собеседник, манере поворачивать голову. Надо же, передалось по наследству! Это должно сильно привлекать тех, кто знал и любил Цезаря, и приносить Октавиану много дополнительных сторонников.

Позже Марк Антоний понял, что все сходство с великим Цезарем у Октавиана старательно отрепетировано, каким-то чутьем он запомнил самые эффектные жесты своего предка и скопировал их. Но у Октавиана будут и свои жесты и слова, которые потомки так же будут копировать. Однако тогда молодой человек еще только осваивал Капитолийский холм и тщательно скрывал свою неуверенность, которая с каждым днем уменьшалась.

А теперь вот самый сильный его соперник допустил одну за другой такие ошибки! Во-первых, оставил беспокойную супругу без присмотра, разве можно позволять Фульвии делать все, что она захочет? Во-вторых, вместо того чтобы заниматься делами на Востоке, столько времени провел с любовницей в Египте, причем с Клеопатрой, которую в Риме еще не забыли как посягающую на Цезаря чужестранку! Теперь Марку Антонию нужна помощь, а потому он будет очень покладистым. Октавиана не интересовал Восток, пока не интересовал, для него важнее Рим и власть в Вечном городе. Придет время, и он займется Востоком, а пока пусть те территории охраняет Марк Антоний.

Они смотрели друг на друга и удивлялись. Здоровяк Марк Антоний дивился тому, как может такой щуплый, хилый, даже в теплом сентябре кутающийся в плащ хлюпик вообще повелевать людьми. И ведь повелевал! Рыжеватый, неказистый, с торчащими в стороны ушами (его счастье, что уши, как и все остальное, невелики, иначе трепыхались бы на ветру), с тихим голосом и затрудненным дыханием, легко сбивавшимся от малейшей нагрузки, казалось, мог вызывать только жалость. Но стоило зазвучать этому голосу, его обладателю внимательно посмотреть на человека, как любой понимал – перед ним властелин, из породы тех, кому не нужно кричать, чтобы им подчинялись.

А Октавиан удивлялся, почему у крепкого, рослого Антония в мощной голове столько глупости. С его данными – статью, голосом, добродушием – можно быть совершенным любимцем в армии и вершить великие дела, а он ради женщин готов погубить себя самого.

Постепенно между ними стало появляться понимание, появились наметки договоренности. Хотя оба точно знали, что столкнуться в борьбе за власть им еще предстоит, знали и другое – это будет не скоро, не сейчас. Сейчас ни одному, ни второму гражданская война не нужна, у обоих недостаточно для нее сил. Они могли бы блестяще дополнять друг друга, потому что в распоряжении Октавиана сильные пешие легионы, а у Марка Антония сильный флот. Но чтобы дополнять, нужно делать одно дело, а эти двое были врагами, пусть и примирившимися, но врагами, стремившимися к единоличной власти.