Абсолютно верно утверждение австрийской школы о том, что для нас, возможно, было бы лучше полагаться на спонтанный характер рыночного порядка, потому что способность людей сознательно создавать порядок ограничена. Однако капитализм полон сознательно «построенных порядков», таких как общества с ограниченной ответственностью, центральные банки или законы об интеллектуальной собственности, которых не существовало до конца XIX века. Разнообразие организационных механизмов, которые в результате приводят к различным показателям экономической деятельности, в тех или иных капиталистических странах тоже в значительной степени представляет собой результат сознательного конструирования, а не спонтанного возникновения{62}. Кроме того, и сам рыночный порядок имеет преднамеренно созданный, а не спонтанный характер. Он основан на сознательно созданных нормах и правилах, запрещающих одни вещи, не приветствующих другие и поощряющих третьи. Эту точку зрения легче понять, если вспомнить, что границы рынка неоднократно определялись и перекраивались на основании преднамеренных политических решений – но этот факт австрийская школа не может или даже отказывается принять. Многие объекты рыночного обмена, которые когда-то считались легальными – рабский и детский труд, некоторые наркотики, – были выведены с рынка. В то же время многие вещи, ранее непригодные для рынка, благодаря политическим решениям стали востребованными. «Общинные земли», пастбища, которые находились в коллективной собственности общины и потому не могли быть куплены и проданы, стали частными владениями в результате «огораживаний» в Великобритании между XVI и XVIII веками. Рынок разрешений на выбросы углерода был создан только в 1990-х{63}. Называя рыночный порядок спонтанным, австрийцы серьезно искажают природу капиталистической экономики.

Австрийская позиция против государственного вмешательства слишком бескомпромиссна. По мнению приверженцев школы, любое правительственное вмешательство, за исключением обеспечения прав и порядка, особенно в отношении защиты частной собственности, приведет общество на скользкий путь, к социализму – это мнение неприкрыто продвигалось в книге Хайека «Дорога к рабству». С теоретической точки зрения, оно оказалось неубедительным, равно как и не оправдалось историей. Существует множество различных способов, которыми могут быть связаны рынок и государство между странами и внутри них. Принципы продвижения шоколадных батончиков в США гораздо больше ориентированы на рынок, чем начальное школьное образование. В вопросах предоставления медицинской помощи Южная Корея больше полагается на рыночные решения, чем Великобритания, но дело обстоит совершенно иначе в вопросах воды или железных дорог. Если бы «скользкий путь» существовал, у нас не было бы такого разнообразия.

Капитализм – это мощное средство экономического прогресса, но он сдаст свои позиции, поскольку компании становятся все более крупными и бюрократизированными.

Имя Йозефа Шумпетера (1883–1950) не так уж широко известно в истории экономики. Однако его оригинальные идеи положили начало целой школе – названной шумпетерианской, или неошумпетерианской[62]. (Любопытно, что в честь Адама Смита не была названа ни одна школа.)

Как и австрийцы, Шумпетер работал под сенью учения Карла Маркса: первые четыре главы его фундаментального труда «Капитализм, социализм и демократия»[63], опубликованного в 1942 году, посвящены Марксу{64}. Джоан Робинсон, знаменитый кейнсианский экономист, однажды язвительно заметила, что сам Шумпетер был просто «Марксом с видоизмененными прилагательными».

Шумпетер разрабатывал идеи Маркса о важности технологического развития в качестве главной силы капитализма. Он утверждал, что капитализм движется вперед за счет инноваций предпринимателей, а именно за счет создания новых производственных технологий, продуктов и рынков. Инновации дают успешным бизнесменам временные монополии на соответствующих рынках, что позволяет им заработать исключительную прибыль, которую он назвал предпринимательской прибылью. Со временем их конкуренты начинают копировать инновации, снижая общий доход до «нормального» уровня: задумайтесь о том, каким образом сейчас появилось так много предложений на рынке планшетных компьютеров, который когда-то почти полностью был занят iPad компании Apple.

С точки зрения Шумпетера, это соревнование, обусловленное технологическими инновациями, гораздо более мощное и важное, чем неоклассическая ценовая конкуренция, при которой производители пытаются вытолкнуть друг друга с рынка, продавая продукты по более низкими ценам за счет повышения эффективности использования имеющихся технологий. Шумпетер утверждал, что конкуренция на основе инноваций «настолько эффективнее [чем ценовая конкуренция], насколько бомбардировка эффективнее взлома двери».

Здесь Шумпетер оказался провидцем. Он утверждал, что ни одна компания, какими бы прочными ни казались ее позиции на рынке, в долгосрочной перспективе не застрахована от «бури созидательного разрушения». Упадок таких гигантов, как IBM и General Motors, или исчезновение компании Kodak, которая на пике развития занимала лидирующую позицию в своей отрасли, демонстрирует силу конкуренции за счет инноваций.

Несмотря на свою веру в динамичность капитализма, Шумпетер не был настроен оптимистично в отношении его будущего. В «Капитализме, социализме и демократии» он отметил, что с ростом масштабов капиталистических компаний и применения научных принципов в технологических инновациях (то есть с появлением корпоративных лабораторий) предприниматели дают дорогу профессиональным менеджерам, которых Шумпетер пренебрежительно называл управленцами. Как только в управлении компаниями появится бюрократизм, капитализм утратит свою динамичность, которая в конечном счете опирается на видение и движущую силу харизматичных героев, называемых предпринимателями. Капитализм станет постепенно блекнуть и превращаться в социализм, а не погибнет насильственной смертью, как предвещал Маркс.