Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Замечу, что в Японии аналогичная практика отсутствовала, так что С. не взялась бы, полагаю, комментировать этот прецедент. Но вот Петр I, строитель новой России, надувал кузнечными мехами бояр, не желавших стричь бороды. Но давление было меньше и обходилось без разрывов. А может быть, кишки в те времена были крепче…
А вот другой, тоже ОЭМЗ-ВЭИвский пассаж и тоже из начала 70-х. Имел место несчастный случай — поражение электричеством со смертельным исходом. Собралась комиссия и инженер, ответственный за установку, стал объяснять, что и как было. «Он, — сказал он о потерпевшем, — встал сюда (и встал), — и, — продолжил он, — взялся здесь» (и взялся). После некоторого не очень продолжительного остолбенения комиссия засуетилась, а отсуетившись, села и составила второй акт о несчастном случае со смертельным исходом. По этому поводу комментарии как-то не напрашиваются…
Впрочем, надо — как говорят некоторые — отметить, что на высоковольтных установках в лабораториях имелись устройства, которые должны были отключать их при попытке лезть в нее руками. Например, установки располагались в отгороженной металлической сеткой части комнаты, а при открывании дверцы падал стержень у контактора (как на дверях лифта), отключающего высокое напряжение. Но ведь быстрее так, с напряжением. А те, кто попал под напряжение — дураки, не умели работать осторожно. А мы умнее. Разумеется. И научные сотрудники держали в столах скобы, которые надевались на контактор и держали их замкнутыми при открытой двери и работающем на установке человеке. Хорошо еще, если в комнате кто-то был, а если второй отлучался пописать? Или вызывало начальство? Хотя, что это я глупости говорю, как раз в этом случае народ с чувством законной гордости изрекал, что очень жаль, но установка включена, и отлучиться никак не может.
На одном из высоковольтных стендов висела фотография чьих-то детишек и надпись — «помни, тебя ждут дома». Лично я бы такой надписи не вешал — раз ждут, надо все делать побыстрее, значит — как раз с нарушениями техники безопасности. Я бы посоветовал написать скромненько: «Некрофилка ли твоя подруга?» Но меня, как обычно, не спросили…
Да что там начальство! Сотрудник Л.А., мотивируя «включенной установкой» сбежал из-под ножа хирурга. Дело было так. Съел Л.А. пирожок с тем, из чего их делали в советские годы (их и сейчас из этого часто делают, но тогда — 100 %). И заболел у Л.А. живот. Заболел сильно. Настолько, что Л.А. пошел ко врачу (в ВЭИ была медсанчасть). Врач померила ему РОЭ, взяла ручку и, не удостоив Л.А. какой-либо коммуникацией, начала что-то писать. Л.А. спросил, что она пишет. Удивленная его тупостью врачиха сказала — «Как что? Направление в хирургию. У Вас приступ аппендицита, я вызываю машину из ближайшей больницы — и на стол». Л.А. заверещал, что оставил включенную установку и если он ее не выключит, будет пожар. Врачиха разрешила сходить отключить. Л.А. прямиком пополз к своему приятелю И.С., мать которого работала в Склифе, рухнул к его ногам и прошептал слова прощания. И.С. брезгливо пошевелил подыхающего Л.А. ногой, убедился, что тот даже не просит «Беломора» и позвонил матери на работу. Потом поставил Л.А. вертикально и приказал выйти за ворота, взять такси, дуть к Склифу и если те решат резать, проситься в бригаду такого-то… По прибытии в Склиф боль — видимо от страха — стала утихать, ему сделали опять анализ, помяли живот и посоветовали впредь не жрать всякую гадость и не беспокоить людей зря. Воя от радости на все Садовое кольцо, Л.А. помчался обратно. Но не выключать установку, а покурить с И.С.
Я — один из тысяч сотрудников моей фирмы. Многие из них смогли бы рассказать такое же или более интересное. А почему? Для того чтобы вы поняли, почему мы можем, придется мне рассказать вам еще одну историю.
Один наш сотрудник должен был организовать некую лекцию по линии общества «Знание». Позвонил он предполагаемому лектору, обо всем договорился, осталось назначить срок. Решили сделать это позже, по телефону. На что тот задумчиво сказал, как сказали бы наши писатели-почвенники «с раздуминкой», но без «хитринки»: «Когда же вам позвонить мне?.. Сегодня среда, завтра и в пятницу меня не будет, в понедельник я еще буду на даче, во вторник, наверное, в библиотеке, в среду… ммм… а там четверг… знаете что? Позвоните мне через пятницу». Повисла некая тишина, напряженность которой была ощутима даже по телефону. «А где вы работаете?» — напряженным голосом спросил наш сотрудник. «Я? В Институте международного рабочего движения», — рассеянно произнес лектор и спросил: «А вы… сидите по этому телефону, что вы мне дали?» «СИДИМ», — остервенело произнес сотрудник.
Вот поэтому мы и можем рассказать много интересного. Вот так бывает в жизни, дорогая Сэй-Сенагон.
Наступила пора вернуться к теме забора. Постоянным объектом заботы Руководства является охрана института. То колючую проволоку на заборе навесят, то сам забор покроют металлической сеткой, то в проходной «вертушку» установят, то попытаются установить автоматические турникеты (как в метро), срабатывающие от сунутого в них пропуска с дырочками по краю (а машина будет считывать индивидуальные номера, и Руководство будет знать, кто в какую секунду вошел и вышел из Института; и, мечтали наверное они, каждое утро Руководство будет иметь на столе распечатку с Данными…) Но эта последняя идея рухнула — слишком сложным оказалось устройство. Технического гения не хватило. А номерные замки у нас крали, молча срывая их с дверей. Где они сейчас, у кого верно, как мирный атом, несут свою службу на кладовке с картошкой?
Лопались трубы, и текла вода, повреждалось дорогое оборудование, но денег на ремонт труб не хватало. Сотрудники покупали «за свои» клей, бумагу, карандаши — на это у Института денег не было. Но на новую ультразвуковую охранную сигнализацию на этаже, на коем я несу службу, деньги нашлись. Охранять было нечего, но охранная сигнализация свидетельствует о важности Проводимых Работ. Знавали мы с Сэй-Сенагон одного генералиссимуса из Верхней Вольты, лампасы у него были шириной в ладонь — но нарисованные на голых ногах, ибо на штаны у ихнего Минобороны денег не было.
Сэй-Сенагон этого не понимала. За японским придворным церемониалом стояло веками отшлифованное искусство стрельбы из лука и потрошения оппонента мечом, а бедный крестьянин был, как и всегда,