«Тогда вы также должны арестовать и казнить Люсиуса за то, что он сделал», – сказал Танос.

«Хотя я ни единой секунды не стал бы оплакивать потерю Люсиуса, я последую закону этой страны», – ответил король. – «А если ты каким-то образом вмешаешься в мое решение, тебя прогонят со двора. А теперь уходи, чтобы я смог заняться важными делами».

Кипя от ярости, Танос резко развернулся и покинул тронный зал, его пульс отдавался в ушах.

Вернувшись на тренировочную арену, он поднял длинный меч. Он избивал чучело долго и упорно, пока от него не осталась только деревянная перекладина, удерживавшая его, после чего он изрубил и ее тоже.

Стоя с мечом в руках, Танос застыл на месте, какое-то время тяжело дыша, после чего забросил оружие как можно дальше в сады дворца.

Танос не понимал, как король вообще может говорить о том, что он служит справедливости. Справедливость означает, что все люди обладают одинаковыми правами, привилегиями и подвергаются одинаковому наказанию, а Танос знал, что в этой стране нет ни грамма справедливости.

Он направился в бельведер и сел на скамейку, сжав виски руками.

Церера – что в ней особенного? Почему он нуждается в ней, как в воздухе? Она вошла в его жизнь глотком свежего воздуха, ее зеленые глаза светились от удивления, с ее бледно-розовых губ слетали слова, о которых он никогда не устанет, тихая сила в ее гибком теле была пронизана уязвимостью. Она не была похожа на девушек при дворе, которые болтают о бессмысленных вещах и сплетничают друг о друге только для того, чтобы самим казаться лучше. Церера обладала глубиной, каждая ее клеточка была подлинной, он не обнаружил в ней ни крупицы претенциозности. Словно она видела то, в чем он нуждается, еще до того, как он сам это понимал. Может быть, это шестое чувство?

Танос поднялся и начал ходить по бельведеру взад и вперед несколько минут, думая о том, что делать.

Когда они стояли под Штадом в ожидании Убийств, он спросил ее о том, может ли доверить ей свою жизнь. Она ответила утвердительно. И хотя ее голос дрогнул с ответом, он знал, что она пожертвовала бы собой, чтобы спасти его, если бы до этого дошло.

Если он спасет ее, его вышвырнул со дворца. Если он предоставит Цереру ее судьбе, то не сможет жить с этим.

Танос откинул плечи назад и сделал глубокий вдох.

Он знал, что нужно сделать.

Хотя ее глаза и конечности отяжелели, Церера, несмотря на свою усталость, всю ночь не сомкнула глаз. Небо постепенно светлело, она начала видеть через небольшое зарешеченное окно, жалея об этом. С утром наступали ее последние минуты, она знала, что меньше чем через час будет мертва.

«Ты боишься?» – спросил Аполло, его голова лежала на ее коленях, пока она поглаживала его светлые волосы.

Церера посмотрела на него, думая о том, чтобы солгать. Но она не смогла.

«Да. А ты?» – спросила она.

Мальчик кивнул, в его глазах появились слезы.

Церера чувствовала, что он дрожит под ее руками или это ее рука так дрожит?

Беременная женщина посмотрела на Цереру с тревогой в глазах, когда услышала слабый звук шагов, доносящихся из коридора. Отдаленный шум все приближался и приближался, пока Церера не начала различать только барабанный бой шагающих людей. В следующую минуту перед камерой появился стражник, который открыл дверь.

«Аполло, Тринити, Церера и Ичабод, идите со мной», – сказал он, несколько солдат Империи ждали вместе с ним.

Едва в состоянии пошевелить руками, Церера помогла Аполло подняться. Церера заметила, что в полный рост мальчик достигал ей только до пояса. Ей стало ужасно стыдно из-за того, что он никогда не вырастет мужчиной.

Когда Церера отпустила его, ноги отказали ему и он упал на пол.

«Простите», – сказал Аполло с печальными глазами.

Присев рядом с мальчиком со слезами на глазах, Церера бросила в охранника угрожающий взгляд и снова помогла Аполло подняться на ноги. Стараясь не касаться ран на его спине, она поддерживала его, когда они вышли в тусклый, освещенный факелами, коридор. Двое других узников последовали за ними.

Охранник толкнул Аполло вперед, солдаты удерживали его под руки с обеих сторон, чтобы он не упал. Пытаясь успокоить свои дрожащие ноги, Церера шла следующей, за ней шли Тринити и старик Ичабод. Зазвенели цепи, когда солдаты Империи заковали лодыжки и запястья Цереры и других узников. Как только они были закованы в цепи, два солдата Империи схватили каждого из них по одному с каждой стороны. Тринити раскачивалась взад и вперед, держась за живот, и в эту минуту Церера начала петь старую колыбельную – ту самую, которую она пела Сартесу, чтобы он уснул.

Церера больше не могла сдерживать слезы, и при мысли о братьях и Рексусе ей казалось, что ее сердце разбивается на осколки. Она больше никогда их не увидит, никогда не будет шутить или состязаться с ними. Она вспомнила о том, какие это были счастливые времена, несмотря на то, что они были запятнаны жестокостью ее матери. Но Церера любила их. Она спрашивала себя, знают ли они об этом.

Пока Церера шла по коридору, ей казалось, что к ее стопам привязаны камни, пока она волочила цепи по полу. Красивая мелодия беременной женщины сопровождала ее шаги. Поднимаясь по ступенькам из темницы, Церера увидела, что во дворе стало светлее, на небе оставалось лишь несколько мерцающих звезд, которые отказывались уступать свое место свету в предрассветном небе. Во дворе стояла открытая повозка, запряженная лошадью. Цереру и других узников толкнули в повозку, кнуты солдат Империи заставили ее съежиться. Она еще больше возненавидела Империю.

Когда Аполло не смог самостоятельно забраться на повозку, солдат Империи поднял его вверх и бросил так сильно, что мальчик ударился головой. С его губ сорвался крик, когда голова откинулась назад с треском.

«Как вы можете быть такими жестокими?» – крикнула Церера солдату Империи, прежде чем обратить свое внимание на Аполло.

Она подвинулась поближе к мальчику, беспомощно глядя на неестественный изгиб его шеи. Она осторожно подняла его истекающую кровью голову и положила ее к себе на колени.

«Аполло?» – прохрипела Церера, ее сердце сжал страх, когда она почувствовала, каким безжизненным внезапно стало тело мальчика.

«Я не вижу…», – прошептал Аполло хриплым голосом, его глаза затуманились слезами. – «Я… не… Я не чувствую своих ног».

Церера наклонилась и поцеловала его в лоб, видя, как трудно ему дышать, она хотела помочь ему. Но все, что она могла сделать, – это взять его холодные маленькие руки в свои.

«Я здесь», – сказала Церера, слова застревали у нее в горле, слезы капали на его грязную разорванную тунику.

«Обещай, что будешь держать мою руку… пока я… не умру», – попросил Аполло, заикаясь.

Не в силах произнести ни слова, Церера только кивнула и сжала его руку в своей, нежно стряхнув его светлые волосы с потного лба.