– Несомненно, – ответил я. – Но…

– Я собираюсь учинить Никите Дмитриевичу допрос, – перебил меня Медведев.

Я подумал, что допрос будет непременно с пристрастием.

– Могу ли я при этом присутствовать? – осведомился я.

– Если желаете, – пожал плечами Медведев. Он взял со стола бархатную коробочку и захлопнул ее со звонким щелчком.

В этот самый момент в гостиную и вошел Никита Дмитриевич.

– Вы очень кстати, – широко улыбнулся Лаврентий Филиппович.

– У меня к вам есть несколько вопросов, – добавил он.

Мы с Сысоевым переглянулись.

– В чем дело? – осведомился Никита Дмитриевич. Он только что вышел из спальни княгини, которая отдавала ему очередные распоряжения. Но Ольга Павловна по просьбе Лаврентия Филипповича удержалась-таки и ничего не сказала ему о лакейской находке. Поэтому управляющий имением пребывал в блаженном неведении, относительно туч, сгустившихся у него над головой.

– А дело, милейший, вот в чем, – ответил Медведев и снова раскрыл коробочку.

– Не понимаю, – изумленно проговорил Никита Дмитриевич, уставившись на чудо-жемчужину. – Вы нашли подарок князя Николая Николаевича? – осведомился он.

– Совершенно верно, – подтвердил Медведев. – И знаете где? – невинно осведомился он, хлопая своими золотисто-оранжевыми ресницами.

– Где? – встревоженно осведомился Сысоев, подозревая неладное.

– В вашей спальне, – развел ручищами Лаврентий Филиппович.

– А, – протянул Сысоев, – нечто в этом роде я и подозревал, – он опустился на стул красного дерева.

– Итак, – начал Лаврентий Филиппович, – зачем вы убили князя?

– Я?! – лицо Сысоева побагровело.

– Успокойтесь, Никита Дмитриевич, – попросил я его и положил ему руку на плечу. – Это у Лаврентия Филипповича просто такая манера вести беседу…

– Я никого не убивал! – воскликнул управляющий.

– А жемчужину затем украли? – спросил Медведев, кивнув на коробочку, которая продолжала лежать на столике. – Дети голодают? – осведомился он.

– У меня нет детей, – устало произнес Никита Дмитриевич.

– Так значит для другой какой-то надобности? – предположил Лаврентий Филиппович.

– Я впервые вижу эту жемчужину, – чеканным голосом ответил управляющий.

– Ой ли? – не поверил Медведев. – А англичанку зачем…

того-с?

– Вы бредите! – потерял, наконец, терпение Сысоев.

– Попрошу не оскорблять! – добродушно проговорил Медведев.

Мне показалось, что он и сам не верит в то, что Никита Дмитриевич мог совершить хотя бы одно из перечисленных им преступлений. – Кстати, а где вы были около двух часов назад? – осведомился он.

Тогда Сысоеву пришлось пересказать Лаврентию Филипповичу все то, что он уже поведал мне.

– Так, так, так, – пробормотал Медведев. – Очень интересно! А потом что вы делали?

– Потом, – Сысоев замялся, – я некоторое время провел у себя в комнате, – со вздохом ответил он.

– Значит, – подытожил Медведев, – алиби у вас никакого нет…

– Я бы на вашем месте занялся Гродецким, – посоветовал я Лаврентию Филипповичу.

– Я не нуждаюсь в ваших рекомендациях, – холодно проговорил квартальный, блеснув глазами.

– Тогда я иду в комнату мисс Браун, – ответил я. – Вы со мной? – спросил я Сысоева.

– Разумеется, – ответил он.

– Без меня туда никто не пойдет, – заявил Лаврентий Филиппович. – Так что вам, господа, придется подождать, пока я верну жемчужину владелице, – добавил он.

– А что сейчас делают дети? – осведомился я. – И с кем они?

– С Грушенькой, – ответил Лаврентий Филиппович. – Барыня-то – особа чувствительная, – добавил он. – Осерчала она было на ключницу, да простила… Как ей без наперсницы-то? Особливо теперь! Тем более, что вы, – Медведев ткнул в меня пальцем, – с вашей индианкой, похоже, не имеете никакого отношения к убийству Николая Николаевича…

– Я рад, что вы, наконец-то, это поняли, – заметил я.

– Так считает княгиня, – сказал Медведев. Он спрятал коробочку в карман сюртука и вышел из комнаты, оставив нас с Никитой Дмитриевичем наедине в гостиной.

– Выезды еще не расчистили? – осведомился я.

– Думаю, что к завтрашнему утру управимся, – ответил Сысоев. – Так что, – добавил он, – вам, кажется, недолго осталось терпеть весь этот кошмар!

Не успели мы обменяться и парой реплик, как вернулся Лаврентий Филиппович.

– Яков Андреевич, – деловито поинтересовался он, – вы еще не передумали осматривать тело мисс Браун?

– Разумеется, нет, – ответил я.

Медведев отпер дверь ключом из связки, которую он повсюду носил с собой. Мы с Никитой Дмитриевичем вошли в комнату вслед за ним. От мертвой тишины, царствующей здесь, нам с ним сделалось жутко.

В комнате ничего не изменилось со смертью ее хозяйки. Мебель стояла по-прежнему на своих местах, после того, как в комнате поработала горничная, на ней не осталось ни единой пылинки, рояль был раскрыт, словно мисс Браун вот-вот собиралась сесть за него и вновь заиграть свою Дюссекову сонату…

Однако Мери-Энн лежала неподалеку, на вощеном полу, который сверкал в лучах утреннего солнца. Глаза ее были широко раскрыты, волосы рассыпались по плечам, из-под темного, тяжелого платья выглядывала обнаженная щиколотка. На виске у нее алела маленькая ранка, ставшая для англичанки смертельной.

Я осмотрел комод, возле которого лежало тело мисс Браун.

Угол его, и в самом деле, был перепачкан в крови. Поэтому я рассудил, что предположение Медведева о падении англичанки оказалось весьма справедливым. Оставалось только выяснить, было ли это падение случайным?

Я заключил, что – нет, потому как платье ее было измято и порвано.

– Следы борьбы? – предположил Лаврентий Филиппович. – Не с вами ли сражалась мисс Браун? – осведомился Медведев у управляющего.

– Я же вам говорил, что слышал голос, который…

– Мало ли кто и что говорит? – усмехнулся квартальный. – Мне тут намедни один убийца рассказывал, что ему призрак являлся… А вы говорите голос, – развел руками Лаврентий Филиппович. – Не ваш ли?

– Нет, это превосходит всяческие границы! – Сысоев схватился руками за голову.

– Да ладно вам, не серчайте, – примирительно произнес Медведев, – обязанности у нас такие, – выдохнул он.

Сысоев ничего не ответил, его и так мутило при виде мертвого тела, а тут еще Лаврентий Филиппович со своими инсинуациями…

В этот момент на пороге появился отец Макарий, по-прежнему в длинной рясе, которая делала его похожим на ворона.