В терапевтическом отделении клиники, которым заведовала подруга Виктора, один за другим стали умирать пациенты. Их тут же отвозили в хирургию, где Мясник практиковал свои научные опыты. Но одному из таких несчастных удалось бежать. Он-то и поведал, что отвезли его туда Виктор со своей подругой еще живым, накачав при этом опием. Из-за какой-то врожденной устойчивости к этому наркотику, он не впал в забытье даже от убойной дозы и слышал высказанные вслух горделивые мысли врача, планировавшего на заведомо живом человеке опробовать новый хирургический метод. Первый же надрез скальпелем окончательно привел беднягу в чувство, и ему чудом удалось бежать, а потом сообщить о враче-садисте следователям Центра. После этого оба нечистоплотных медика были задержаны.

Когда Виктор уже находился под стражей, его бывшие коллеги дружно давали против него показания, и хирургу грозила высылка наверх. Но несколько спасенных им пациентов, а также родители спасенных детей, искренне веря, что обвинения в адрес врача являются ложными, устроили Мяснику побег и вывели его из тюремного бункера, а затем помогли покинуть пределы Центра. Так он оказался на Нейтральной, где уже слышали о его «проделках». Но здесь принимали всех, независимо от того, кем они были в прошлой жизни. Лишь бы беглецом соблюдались законы станции. Виктор принял эти законы, но нелицеприятная кличка осталась при нем.

Бегло осматривая раненых, Мясник равнодушно и цинично высказывался, не заботясь о том, слышат ли его пациенты:

— Этот через неделю на своих двоих свалит из лазарета.

— Этому руку по локоть… нет, по плечо ампутируем… Да не ссы, без руки — не без…

— А этого, чувствую, завтра слизням понесем…

Когда тяжело раненный боец вытаращил глаза на врача, а его друзья что-то собирались возразить, Мясник злобно опередил их:

— Че сопли распускаете? Я говорю, как есть. Все мы сдохнем рано или поздно. У меня вот в лазарете дюжина детей с кровянкой, все они знают, что концы отдадут, и то не плачут.

Тут Радист посмотрел в дальний угол лазарета. Единственная тусклая лампочка не давала достаточно света, поэтому он сразу не заметил, что там кто-то есть. Пять-шесть девочек и столько же мальчиков в возрасте от трех до двенадцати лет, сбившись в кучу, беспомощно лежали на каком-то настиле. Все они были поражены чудовищным вирусом, созданным в секретных лабораториях и мутировавшим в результате облучения. Дети умирали медленно и мучительно. Кровь сочилась у них отовсюду: из носа, ушей и даже глаз. Малыши были похожи на демонов из самых страшных фантазий.

Радист замер и не мог тронуться с места, а Мясник, заметив его реакцию, презрительно усмехнулся и сказал:

— Не бойсь, вирус так просто не передается… — И добавил грубо: — Ладно, посторонние, проваливайте… Остапа, дай этому молодцу наркоз.

Остапа, его помощница, была из мутантов: из левого рукава вместо кисти у нее выглядывало щупальце. Неожиданно ловко она обвила щупальцем запястье одного из бойцов и стала делать рукой инъекцию мутного опийного экстракта из мака, выращенного на партизанских плантациях. Боец придурковато заулыбался, закрыл глаза и обмяк. Мясник тем временем пережал жгутом покалеченную руку бойца, подтянул к себе столик с простейшим хирургическим инструментом и пилой, готовясь приступить к процедуре ампутации, не обращая никакого внимания на своих недавних слушателей. Радист не мог больше находиться в лазарете и быстро вышел вместе со спецназовцами.

* * *

Бойцов, погибших в битве со змеями и диггерами, похоронили в одной из отведенных под кладбище нор. К захоронению на их территории нейтралы отнеслись очень положительно. Как оказалось, в этих местах хорошо плодились слизни.

Никто из партизан не хотел оставаться на Нейтральной: уж больно неприветливо их приняли. Однако после боя в туннеле все очень устали. Было решено дать людям часов десять отдыха. Хозяева неохотно выделили им несколько нор и разваленных дотов. Бойцы, выпив граммов по сто спирта, оставшегося во флягах, тут же завалились спать. Дехтер, Расанов, Светлана и Комиссар пошли на традиционную встречу с местным вождем — Атаманом.

Несмотря на то, что Атаман хмурился, было видно, что он рад выторгованной трехкратной мзде за проезд. Нейтрал без особого интереса выслушал рассказ о передатчике и обстоятельствах прилета москвичей. На вопрос Расанова равнодушно ответил, что на Нейтральной никогда не было радиопередатчика. Вяло поинтересовался, когда и куда они собираются идти дальше.

Светлана начала было рассказывать о том, что приезд москвичей и поиск передатчика — не рядовое событие. Что это позволит в перспективе объединиться всему Муосу и сделать жизнь более безопасной. Атаман скептически ответил что-то вроде «поживем — увидим», после чего перебил девушку, неожиданно обратившись к Митяю:

— Вы как в Центр-то идти собираетесь?

— Как обычно, через Большой Проход.

— Не советую…

— Это почему ж?

— Что-то неладное там творится… Вот уж месяца три.

— Да брось, мы ж полтора месяца тому проходили — все нормально было.

— Ну, тогда это только начиналось… Мы даже внимания не обратили сначала, думали так, сама по себе крыша у людей едет, от житухи нашей невеселой. И вот трое от нас пошли на Октябрьскую Большим Проходом — как раз перед вами пошли. Должны были на следующий день вернуться. Но не вернулись. Через пару дней к нам обоз с Октябрьской пришел. Спрашиваем у них, не приходили ли наши. Говорят — нет, не приходили. Ни трупов, ни шмоток их не нашли, как сквозь землю провалились. Мы уже их между собой и схоронили. Через месяц вдруг приходят те трое — обросшие, одичавшие, какую-то чушь несут. И самое странное: они уверены, что минут двадцать в туннеле провели…

Потом еще история с обозом из Центра… Пришло семеро с дрезиной. Обычно шутят, анекдоты рассказывают, а тут пришибленные какие-то, молчат. А через неделю к нам отряд военный из Центра нагрянул со следователем ихним. Говорят, что из дома их не семь, а пятнадцать отправлялось, и даже с Октябрьской пятнадцать в Большой Проход вошло. Сами ходоки, мол, толком сказать ничего не могут — как память отшибло. Что с остальными восьмью стало — один Бог ведает.

А последние две недели вообще с Октябрьской ни одного обоза не было. И наши боятся идти тудой. Короче, я советую вам двигать через вестибюль и боковой туннель.

— Нет, там мы не пройдем, — прервал Голову Митяй, — больно тяжело дрезины протащить. Хватит — ты одну дрезину выдурил, хотя б две другие довезти до Центра…

— Дело ваше, я предупредил…

Слоняясь в тоске по станции, Радист очутился в самом дальнем конце Нейтральной. Он обратил внимание на то, что в этой части доты разрушены сильнее, а возле ворот туннеля стоит усиленная охрана. Игорь прошел мимо охранников, те посмотрели на него с удивлением, узнали в нем пришлого, но препятствовать не стали. По уставу они не отвечали за гостя. Неподалеку от поста Кудрявцев увидел нору метра полтора в диаметре. Игорь не раздумывая шагнул во мрак, прошел вглубь, согнувшись, и сел на сырой грунт, вытянув ноги. Видимо, где-то рядом ползали слизни, издавая характерный, ни на что больше не похожий звук. Но Радисту было наплевать — и на них, и вообще на все.