То, что у исламского мира нет монополии на антиамериканские настроения, также свидетельствует в пользу нашей гипотезы. Недовольство Соединенными Штатами на Ближнем Востоке, вероятно, глубже, чем где бы то ни было, однако антиамериканские акции протеста знакомы и Франции, и России, и Китаю, и многим странам Латинской Америки. Суть проблемы не в американской культуре, а в могуществе Америки. История учит, что любая гегемония вызывает раздражение. Государства, находящиеся на вершине, — популярная мишень для недовольства, особенно в бедных странах и странах, где гегемон правит особенно тяжелой дланью. Это недовольство, впрочем, редко оказывается достаточно сильным, чтобы преодолеть внутренний раскол, который столкновения внутри одной цивилизации делают более вероятными, чем столкновение между разными цивилизациями.

Удивительное отсутствие мира и согласия внутри цивилизаций объясняется прежде всего тем, что разобщающее влияние борьбы за власть и безопасность обычно берет верх над потенциально объединяющим влиянием культурной и идеологической общности. Большинство споров в мире происходит между соседними государствами. Причина заключается в том, что соседи, благодаря географической близости, часто угрожают благосостоянию друг друга, отрицая то чувство общности, которое порождается родством культур и этносов. Внешняя угроза — значительно более важный фактор самоидентификации нации, нежели культура или идеология; именно по «степени угрожаемости» нация выявляет врагов и подбирает себе союзников.[110]

Потенциальное партнерство между культурно родственными государствами время от времени возникает из силового соперничества. Панарабские устремления привели Сирию и Египет к созданию в 1958 году Объединенной Арабской Республики. Сирийское правительство в 1961 году приняло решение о выходе из союза, устрашившись растущего влияния египетского президента Гамаля Абдель Насера. Стратегическое соперничество Ирана и Ирака препятствует объединению этих государств в исламскую коалицию. Общая культурная идентичность не помешала Саддаму Хусейну разграбить Кувейт. Пакистан годами поддерживал режим талибов в Афганистане, но изменил курс за несколько дней, столкнувшись с перспективой оказаться врагом Америки в войне с терроризмом, — и получил взамен экономические и политические выгоды. Подобные рассуждения верны и по отношению к другим регионам. Япония и Китай имеют близкие культурные традиции, уходящие в глубь веков. Но эти традиции ныне неспособны сгладить политические разногласия между двумя главными восточно-азиатскими государствами. Точно так же превалирование геополитических интересов над культурной идентичностью объясняет, почему сильная Европа и ее заатлантический «потомок», вероятнее всего, придут к стратегическому соперничеству. Хантингтон прав в том, что конкуренции на мировой арене в избытке, но эта конкуренция будет иметь место между силовыми геополитическими блоками, а не между цивилизациями.

Карты мира Каплана и Кеннеди тоже страдают существенными изъянами. Нет никаких сомнений в том, что развивающиеся регионы мира, и Африка в частности, находятся на грани страшного кризиса. СПИД, голод, загрязнение окружающей среды и преступность угрожают превратить весь материк в пустыню. Анархия и разруха из кинотрилогии «Безумный Макс» могут оказаться правдой.

Проблема в том, что индустриально развитые страны Севера имеют почти безграничные возможности оградить себя от страданий и конфликтов развивающегося мира. Соединенные Штаты тратят ничтожно мало на помощь зарубежным странам — около 0,1 от 1 % валового внутреннего продукта. И несмотря на всю ничтожность суммы, каждый год требуется масса усилий, бесконечных ссор и торгов, чтобы Конгресс одобрил эту статью бюджета.

Объяснение этому существует, и оно очевидно. Большинство развивающихся стран обладает минимальными промышленными и финансовыми ресурсами. Отсюда следует, что минимальны (примитивны) и военные ресурсы этих стран. Поскольку же развивающиеся страны в своей массе не имеют сколько-нибудь существенного экономического или стратегического значения, Соединенные Штаты и другие промышленно развитые государства могут себе позволить (и позволяют) игнорировать их незавидное положение. Так, в 2000 году 36 % населения Ботсваны в возрасте от 15 до 49 лет были заражены гепатитом С, что существенно приблизило страну к гибели — ведь вымирало трудоспособное население. Жуткая гуманитарная катастрофа! Но Ботсвана — не тот игрок, на которого пристало обращать внимание: если эта страна исчезнет, Запад ее исчезновения не заметит ни экономически, ни стратегически.

Некоторые из гибнущих государств могут быть достаточно большими, чтобы их гибель могла привести к нестабильности в целых регионах. Но, как уже не раз бывало в прошлом, индустриально развитые страны имеют обыкновение отворачиваться от чужих бед. Волны беженцев двинутся на Север, но богатые нации перекроют путь и пошлют их обратно домой. Стена между Севером и Югом в результате подобных катаклизмов только поднимется выше.

Верно, что ухудшение экономического и социального положения населения развивающихся стран способно создать плодородную почву, из которой прорастут коалиции «разгневанных мстителей», жаждущих покарать Север. Террористы уже имеют опыт по преодолению защитных барьеров Запада. Потенциальное распространение оружия массового уничтожения делает перспективу будущих нападений еще более серьезной. И несмотря на принятие самых суровых мер по устранению террористической угрозы, вполне может быть, что террористы время от време ни будут чувствительно напоминать Западу о своем существовании.

Поэтому Юг представляет собой стратегическую угрозу, которую Север не сможет игнорировать, однако эта угроза исходит от нескольких изолированных групп или диктаторских режимов, но не от развивающегося мира в целом. Как следствие, Соединенные Штаты имеют возможность преследовать террористические группы и государства, которые их укрывают; примером тому Афганистан. Но это отдельные атаки на отдельные группы или экстремистские режимы, а не столкновение между Севером и Югом. И даже если борьба с терроризмом на его собственной территории возымеет успех, неопределенная и непредсказуемая природа этой угрозы сохранит барьеры между Севером и Югом. Ужесточение пограничного режима, более строгая иммиграционная политика, береговое патрулирование, позволяющее разворачивать и топить не желающие себя идентифицировать суда, — все это отнюдь не признаки новой геополитической разграничительной линии, но лишь удвоенные усилия Севера по ограждению себя от потенциальных опасностей и катаклизмов с Юга.

Более того, если взаимоотношения Севера с Югом будут строиться исключительно в рамках борьбы против терроризма, могут проявиться противоречия, характерные для политики «двойных стандартов». Сражаясь с терроризмом, Америка будет стремиться к сближению с консервативными режимами, которые охотно согласятся на коалицию с Западом. Но многие из этих режимов — Саудовская Аравия, например, — играют ключевую роль в сдерживании политического и экономического развития своих регионов. Рассматривать американские отношения с Югом как войну с терроризмом означает идти на риск укрепления нелиберальных правительств и углубления экономического неравенства, которое ведет к возрастанию недовольства и порождает экстремизм. В сочетании со спорадическими военными вторжениями Запада в развивающийся мир, отождествление дихотомии Север — Юг с геополитической разграничительной линией чревато последствиями, которые заставят вспомнить о сбывающихся пророчествах.