Как видно, Витковский стремился акцентировать внимание немцев на противоречиях между населением и властью в Советском Союзе. Действительно, нацисты часто не делали различия между понятиями «русский» и «большевик».

Существуют документы, свидетельствующие о том, что попытки, предпринимаемые бывшими белогвардейцами для поступления в вермахт в индивидуальном порядке, были явлением массовым[229]. Однако попасть на фронт удавалось немногим. Их количество исчислялось трехзначными цифрами. В Хорватии, из-за препятствий, чинимых нацистской администрацией, дело не двинулось дальше регистрации. Некоторые из российских офицеров, живших в Испании и сражавшихся в войсках генерала Франко, отбыли на Восточный фронт с Испанским легионом[230].

Работа в качестве переводчиков, в которых немцы были действительно заинтересованы, давала возможность эмигрантам установить контакт с соотечественниками из СССР[231]. Согласно информации генерал-лейтенанта В.В. Бискупского, при наборе переводчиков из числа российских эмигрантов часть из них, хуже владеющая немецким языком, обычно направлялась в отряды, формируемые из советских военнопленных[232].

Неожиданно представилась еще одна возможность общения с советскими гражданами. Представителю генерал-лейтенанта Е.И. Балабина в Восточной Пруссии, бывшему командиру Лейб-Гвардии Казачьего полка генерал-майору В.А. Дьякову, германская рабочая организация Альберта Шпеера поручила вербовку эмигрантов для «обучения германским порядкам и планомерной работе» советских военнопленных в Германии. Дьяков подробно ознакомил начальника ОРВС фон Лампе с тем, как он предполагает выполнить принятую им на себя задачу. «Учитывая… реальную пользу, которую начинаемое им дело может принести русским людям», последний разрешил своим подчиненным поступать на службу в вышеуказанную организацию и оставаться при этом в рядах Объединения[233]. Речь шла о том, чтобы «сорганизовать несколько тысяч, а может быть, и десятков тысяч советских пленных…» Их должен был охранять эмигрантский конвой, но внешняя охрана должна была оставаться в руках немцев. Из военнопленных предполагалось создавать полки, однако к концу 1941 года еще не было известно, будут ли это рабочие полки или строевые части. В конечном итоге мероприятие, связанное с обслуживанием советских военнопленных в организации Шпеера, так и не состоялось. Эта организация не получила в свое распоряжение военнопленных. Причиной тому были разногласия между различными германскими ведомствами[234].

Третья возможность соприкосновения с «подсоветскими» людьми была связана с распоряжением Розенберга начать в Протекторате Чехия и Моравия запись желающих работать с военнопленными в оккупированных областях[235].

Относительно ведения предварительной работы но формированию воинских подразделений известно, что 12 июля 1941 года приказом начальника ОРВС была сформирована Русская дружина. Она состояла на треть из бывших чинов 3-й Русской армии П.Н. Врангеля, действовавшей совместно с польскими вооруженными силами в 1920 году и оставшейся в Польше после окончания войны. Остальные две трети были составлены из чинов Русской императорской, Добровольческой и Донской армий[236]. Далее следы Русской дружины теряются. Очевидно, это начинание развития не получило. Вместе с тем есть примеры, когда немецкой стороной было санкционировано создание белоэмигрантских вооруженных формирований или вооруженных формирований из советских военнопленных под руководством эмигрантов. Речь идет о Русском охранном корпусе на Балканах генерал-лейтенанта Б.А. Штейфона, Русской национальной народной армии С.Н. Иванова, 1-й Русской Национальной армии генерал-майора Б.А. Смысловского, Добровольческом полке «Варяг» капитана М.А. Семенова, Российском народном ополчении братьев Сахновских, казачьих воинских структурах. Их участие в вооруженном противостоянии рассматривается в следующей главе.

В начале января 1942 года заместитель начальника УДРЭ в Германии С.В. Таборицкий предложил уполномоченному начальника УДРЭ в Протекторате Чехия и Моравия К.А. Ефремову в спешном порядке составить списки желающих принять участие в борьбе против большевиков. При этом Таборицкий ссылался на поручение, данное ему германским военным командованием. Списки должны были включать людей «могущих быть полезными благодаря своему воинскому духу, воспитанию и выправке…»[237].

Но, как следует из письма Балабина своему представителю в Венгрии есаулу А.Ф. Егорову от 23 января 1943 года, вопрос о предоставлении русской национальной эмиграции в целом возможности принять участие в событиях, происходящих в России, немцы отложили до конца войны «ввиду его неактуальности». Отдельные же эмигранты могут участвовать в происходящем лишь в том случае, если отдадут свои силы исключительно интересам германской государственности и будут при этом удовлетворять предъявленным властями требованиям[238].

Особым образом в годы Второй мировой войны сложилась судьба Национально-трудового союза нового поколения (Народно-трудового союза) — НТС. В 1938 году гитлеровские власти настоятельно предложили отделу НТС в Германии войти в состав Управления делами русской эмиграции. Руководство союза откликнулось следующим постановлением: «Ввиду выяснившейся невозможности самостоятельной и независимой работы нашего Союза в пределах Германии Исполнительное бюро постановило, не дожидаясь официального закрытия группы НТСНП в Германии, приостановить работу этого отдела, вплоть до наступления более благоприятных условий»[239].