21 мая 1941 года фон Лампе обратился с письмом к руководителю Верховного командования сухопутных сил (ОКХ) генерал-фельдмаршалу Вальтеру фон Браухичу, в котором говорилось: «Мы твердо верим, что в этом военном столкновении (предстоящей войне между Германией и СССР. — Ю. Ц.) доблестная германская армия будет бороться не с Россией, а с овладевшей ею и губящей ее коммунистической властью… И потому теперь… я ставлю себя и возглавляемое мною Объединение русских воинских союзов в распоряжение германского военного командования…»[218]

После 22 июня фон Лампе получал обширную корреспонденцию от начальников отделов ОРВС, своих представителей на местах, отдельных чинов объединения и русских военных эмигрантов, до того чинами ОРВС не являвшихся. Это были заявления о готовности предоставить свои силы в распоряжение германского военного командования, о стремлении принять участие в войне «наравне с добровольческими формированиями многих государств Европы».

В связи с притоком таких заявлений фон Лампе повторил свое обращение к фон Браухичу и, кроме того, 5 июля передал обращение по тому же вопросу на имя Гитлера. В этом последнем документе он уже имел возможность упомянуть, что к его заявлению решили примкнуть также и руководители русских воинских организаций в Болгарии и Югославии[219].

После подачи обращения на имя фон Браухича фон Лампе вышел на контакт с начальниками III («болгарского») и IV («югославского») отделов РОВС. Они в тот момент объединяли наиболее многочисленную часть организации. Фон Лампе получил от них сообщение о том, что они присоединяются к его решению и выражают полную готовность действовать сообща.

«Я имею основания не сомневаться, — писал фон Лампе в циркулярном послании от 5 июля 1941 года начальникам отделов ОРВС, — что такое же решение примут также и начальники I (Париж) и V (Брюссель) Отделов Русского ОбщеВоинского Союза — все с ведома и разрешения Начальника РОВСоюза, Генерала Архангельского»[220].

10 июля фон Лампе получил ответ на свое обращение к главе германского государства от Отто Мейснера, возглавлявшего канцелярию для протокольных мероприятий. В ответе сообщалось, что по распоряжению Гитлера обращение передано на обсуждение Верховному командованию вооруженных сил (ОКВ). 1 августа на свои два письма фон Браухичу фон Лампе получил ответ, гласивший, что «в настоящее время чины Объединения не могут быть применены в германской армии»[221].

На основании этого ответа фон Лампе объявил в своем приказе № 46 по ОРВС от 17 августа 1941 года: «Чины Объединения не связаны более в своих решениях принятым мною на себя, от лица всего Объединения, обязательством, и потому предоставляю каждому из них право в дальнейшем осуществлять свое стремление послужить делу освобождения Родины — путем использования каждым в индивидуальном порядке предоставляющихся для этого возможностей (занятие должностей переводчиков в германской армии и ее тылу, поступление на службу на почту и т. д.)»[222]. На случай, если ситуация изменится, чинам Объединения было предложено держать связь с начальниками воинских групп, к которым они были приписаны, а начальникам, в свою очередь, вести учет всех подчиненных.

С сентября 1941-го начали работу Высшие военно-научные курсы Юго-восточного отдела ОРВС. Текущий учебный год был посвящен главным образом изучению «современной России» и общих научных дисциплин, знание которых диктовалось «характерными процессами, сопровождающими освобождение России… и строительством силами „Оси“ Новой Европы»[223].

Между тем проникновение русских эмигрантов на оккупированную территорию СССР по-прежнему разрешалось лишь при наличии специального пропуска. Более того, передвижение по Европе было чрезвычайно затруднено. Уже на следующий день после начала войны с СССР германскими властями было дано распоряжение уполномоченному начальника УДРЭ в Протекторате Чехия и Моравия о том, что всем чинам Юго-восточного отдела ОРВС и их семьям запрещено менять адрес, место жительства и службу[224].

Начальник УДРЭ в Германии В.В. Бискупский потребовал от всех руководителей Общеказачьего Объединения предоставлять ему двухмесячные отчеты о численном составе организаций, входящих в Объединение, о деятельности этих организаций и по другим вопросам[225]. Эти отчеты он, в свою очередь, должен был представлять немецким властям[226].

Сами российские военные эмигранты оценивали эту ситуацию так: «Разрешение вопроса о нашем массовом участии в борьбе с большевиками зависит исключительно от единоличной воли Фюрера, которая по всем данным может быть выявлена лишь в ходе предстоящих военных событий… Столь же проблематично пока говорить об образовании каких-либо „государственных партий“ по типу национал-социалистов, ибо еще не определено самое главное — тот строй, который будет водворен в России победителями большевиков»[227].

В сложившихся условиях перед русскими военными эмигрантами было три пути: 1) записываться добровольцами в вермахт в индивидуальном порядке; 2) вести предварительную работу по формированию воинских подразделений, рассчитывая, что немцы все-таки со временем вооружат их и поставят в строй; 3) искать возможности соприкосновения с соотечественниками из СССР, работая переводчиками, в охране военнопленных и на иных должностях. В последнем случае основной целью эмигрантов-«единонеделимцев» (сторонников «Единой и Неделимой России») было привнесение своей идеологии в сознание «подсоветских» людей, а также их ограждение от влияния политических конкурентов — эмигрантов-сепаратистов.

По поводу индивидуального поступления эмигрантов на службу в вермахт генерал-лейтенант В.К. Витковский писал: «В связи с начавшимися от нас отправками на восток многие обращаются ко мне с вопросом, как я смотрю на отъезд русских белых туда. Мой ответ таков: чем больше честных русских патриотов поедет на восток, — тем лучше для нашего дела. Едущие туда, в той или иной форме, явятся посредниками между освобожденными русскими людьми и немецкими властями, первым они во многом окажут помощь, вторым они много разъяснят…»[228]