Цивилизованное расстояние между двумя незнакомцами. Я разгладила юбку, не понимая, что сейчас произошло. Спускаясь следом за ним, я держалась за перила. Гнилые доски. Ржавые гвозди. Вся моя бесшабашная радость осталась там, наверху.

После тесного пространства башни сады показались еще более просторными. Мы прошли по Аллее пагоды. Мне на глаза снова попалась та девочка в полосатой футболке. Мы вошли в Прохладную оранжерею и вышли с другой стороны.

В Барбарисовой лощине Гарри остановился и объявил:

– Могучий флагшток!

Над ними высилась мачта.

– Это Дугласова пихта из Британской Колумбии. В тысяча девятьсот пятьдесят девятом ее привезли к Кью. Цельным стволом в двести двадцать пять футов.

Гарри смущенно вытер лоб. Ему самому показалось, что его речь прозвучала как фрагмент из туристического буклета.

Одри вежливо улыбнулась:

– Мне, наверное, пора домой.

Они вернулись на дорожку, ведущую к пагоде, но у Прохладной оранжереи Гарри понял, что еще не готов ее отпустить. Он поклонился ближайшей скамейке.

– Добрый день, мадемуазель. Вы сегодня особенно прекрасны. – Господи, что он несет? Он кивнул на табличку на спинке скамейки. – Она пела J’attendrai[29] после высадки союзников в Нормандии. Видите, что там написано? «Дивное меццо-сопрано».

Одри присела в реверансе, а когда выпрямилась, они оба услышали, как кто-то плачет.

Обернувшись к оранжерее, они увидели все ту же девочку. Одной рукой она держалась за щеку; в другой сжимала подсолнух. Перед ней сидела на корточках женщина с черными волосами и стрижкой каре. Женщина рылась в рюкзаке, явно что-то искала.

Я встретилась взглядом с Гарри. Он заговорил о том, что случилось на переходе – ему показалась, что в моем взгляде мелькнуло разочарование, когда он не дал мне выскочить на дорогу прямо под колеса машины. Я не знала, что на это ответить, и попыталась придумать более-менее приемлемое объяснение: бывают дни, когда мне хочется убежать от своей жизни или как-то ее изменить, но… Гарри смотрел на меня так внимательно, что мне стало неловко. Потом он весь сгорбился, словно его придавила какая-то невыносимая тяжесть. Он сказал, что у меня есть многое, ради чего жить.

Гарри смотрел на веснушки Одри и не мог наглядеться. Было в ней что-то прозрачное, почти нездешнее. Час, который они провели вдвоем, был похож на охоту за призраками. Девочка отложила подсолнух и уже уходила вместе с черноволосой женщиной. Казалось, что обе несут в руках что-то нежное и очень хрупкое. Как будто они подняли с газона двух раненых птиц.

Гарри не знал, что и думать.

Он опустил глаза и увидел золотое кольцо у нее на пальце.

– Вы давно замужем?

– Восемь лет.

– Он хороший человек?

– Учитель музыки.

Она смотрела куда-то в даль, погруженная в свои мысли. Потом словно очнулась.

– Он только начал работать в школе. Две недели назад.

– Но детей у вас нет?

– Что?

Гарри все же сумел проговорить сквозь улыбку:

– Я заметил, как вы смотрели на эту девочку.

В миг пронзительной, острой тоски мне захотелось прижать руку Гарри к своему животу, но мимо промчалась женщина в желтом платье, напугав нас обоих. Она бежала босая. Одной рукой прижимала к себе младенца, в другой держала туфли. Она кричала: «Эмили!» Птицы в панике взмыли в небо.

Гарри сорвался с места. Сказал, что женщине нужна помощь. Извинился за то, что бросает меня, и велел быть внимательнее при переходе через улицу.

Подожди.

Но я не произнесла это вслух.

* * *

Вода в ванне остыла. Хлоя уже потеряла счет, сколько раз она перечитала одни и те же страницы. В глазах стоят жгучие слезы. Неимоверным усилием воли она возвращает себя в реальность, прислушивается – что делает Джона? – но слышит только ночную тишину.

Следующая запись – через несколько дней.

16 сентября

В газете – фотография той девочки. Рядом с фотографией ее мамы. Это желтое платье… оно не должно быть таким ярким. Это неправильно.

Я рассказала полиции все, что видела: Эмили Ричардс играет под буком, стоит у входа в Прохладную оранжерею, уходит с женщиной с черными волосами и стрижкой каре. Какой сегодня ужасный день. Какой чарующий день. Не знаю, что беспокоит меня сильнее: взгляд Гарри… или пропавшая девочка.

Хлоя включает горячую воду, неприкаянно слоняется из угла в угол, шмыгает носом, потом проверяет температуру и забирается в ванну. Погружаясь под воду с головой, она держит в уме одну дату: то злополучное тринадцатое сентября.

Тогда она только что рассталась с Саймоном и отчаянно нуждалась в деньгах, чтобы оплатить последний год обучения в университете. Ее временно приютила подруга из Чизика. Хлоя спала на полу и размышляла, как лучше представить технику оригами в дипломном проекте. Тот сентябрьский день был по-летнему теплым и солнечным. Жалко терять такой день, сидя дома. Хлоя поехала в ботанические сады, прихватив с собой пачку бумаги для оригами. Эти сады для нее открыл Саймон, они гуляли здесь вместе, и возвращение пробудило воспоминания. Совершенно не зная Кью, Хлоя купила карту и ходила с ней, как туристка.

Неподалеку от озера она неожиданно набрела на поляну подсолнухов. От их сочного цвета у нее перехватило дыхание. Она подняла голову к небу. Желтое солнце. Металлический блеск самолета. Необозримая синева.

Часом позже Хлоя вошла в огромный стеклянный павильон, обозначенный на карте как Прохладная оранжерея. Там росли финиковые пальмы, камелии, перец чили. Остановившись у очередной таблички, Хлоя прочитала про хинное дерево, из которого получают хинин. На выходе из оранжереи она увидела на крыльце девочку, всю в слезах, с маленьким подсолнухом в руках. Хлоя огляделась в поисках родителей девочки, надеясь, что ей не придется влезать не в свое дело, но за малышкой никто не присматривал и никто не спешил ее утешить.

– Девочка, у тебя все в порядке? Тебе нужна помощь?

– Я его убила!

– Что?

– Я хотела его сорвать, но стебель был толстым, и цветок начал кричать. Но он уже надломился, и пришлось оторвать его совсем. – Девочка протянула Хлое полураздавленное доказательство своего преступления.

– Думаю, ничего страшного не случилось.

– Мама меня убьет. Она говорила, нельзя рвать цветы. Можно только траву! – Девочка прижала цветок к животу и попыталась прикрыть его нижним краем футболки. – Я всегда делаю все не так…