весу свободную руку, за которую, сама того не замечая, ухватилась девушка, увлеченная разговором, шагать и слушать о том, как погиб Гайдар и почему турецкое правительство смертельно боится Назыма Хикмета, чьи гневные слова не могут заглушить и стены древней султанской тюрьмы…

Внезапно девушка звонко засмеялась, отняла руку. Что ней? Вадим насупился. Неужели она смеется над ним, над тем, что он так мало читал?

— Какие мы оба бестолковые! — сказала девушка. — Идем, беседуем, и ни вы моего имени, ни я вашего не знаем. Давайте познакомимся — Тамара.

— Вадим.

Девушка опять взяла его под руку,

Тамара жила в конце Моховой улицы. Издали Вадим заметил у парадной высокую женщину, не похожую на ночного сторожа. На ней было надето темное пальто, поверх накинута белая шерстяная шаль. Тамара прибавила шаг.

— Моя мама Елена Павловна. Она у меня добрая, но сегодня будет сердиться. Я никогда так не задерживалась на концертах.

Женщина торопливо шла им навстречу. От быстрой ходьбы шаль спала на плечи, но она этого не замечала.

— Тамара, скоро час!..

— Разрешите, я объясню, — вмешался Вадим.

— Концерт затянулся, машина испортилась, опоздали на трамвай, — сердито перечисляла вместо Вадима Елена Павловна, — а почему нельзя предупредить мать? Неужели, Тамара, трудно снять телефонную трубку?

У ворот Вадим отдал девушке виолончель. Елена Павловна укоризненно покачала головой:

— Куда же он теперь один… Оставайтесь у нас, уже ночь.

— Нельзя. В училище будут беспокоиться, — ответил Вадим.

Елена Павловна улыбнулась:

— Училище известим, — и, обернувшись к дочери, сказала:

— Приглашай своего провожатого.

Забота матери о ее новом знакомом обрадовала Тамару. Ей было досадно; что Вадиму придется ночью возвращаться в училище. Попросить же мать предоставить ее спутнику ночлег она не решилась.

— Конечно, оставайтесь, Вадим, у нас отдельная квартира, вы никого не стесните.

Тамара легонько подтолкнула Вадима к воротам. Он снова почувствовал под локтем тепло ее руки и больше не упирался.

21

В воскресенье Антон опять ездил в Гавань, так велел Куток, и задержался до последнего трамвая. Проснулся задолго до рассвета, болела голова, во рту — горечь, Куток опять поил его водкой. Чертов бродяга! Жаловался, что квартира стала небезопасной, хозяйку квартиры, эту самую Эмилию, потянули в милицию на допрос. Стало быть, и за ней водились кое-какие делишки. Хоть бы обоих забрали… Настроение у Антона совсем стало поганым, как только он вспомнил, что не выполнил домашнее задание по технологии.

Нехотя он спустился в столовую, позавтракал кое-как и сразу же в спальню.

Присев на постель и положив на подушку учебник, Антон быстро листал страницы, стараясь запомнить нужные формулы, особые свойства ковкого чугуна. До спальной донесся звонок. Антон представил себе, как педагоги медленно идут по коридору, расходятся по классам. Общежитие мальчиков и учительская находились на равном расстоянии от учебных аудиторий. Можно было еще успеть добежать, но страх не проходил, вдруг вызовут к доске? Без справки врача спасительную отметку «Б», что означает «болен», Оленька не поставит в журнале. А вызовут — двойка обеспечена, это уж как пить дать.

Раскрыв постель, Антон разделся и с удовольствием залез под одеяло. Он обвязал голову сухим полотенцем и сам удивился, почему раньше не пришла мысль поболеть, тем более, что Куток ему дал пузырек какой-то мутноватой дряни, совершенно без запаха. Стоило этой дрянью помазать подмышкой, и у здорового человека сразу же подскочит температура.

В перемену в общежитие забежал Сафар узнать, что стряслось с товарищем. Осторожно, на цыпочках, он подошел к кровати.

— Заболел?

Нижняя часть лица Антона была скрыта под байковым одеялом, лоб до глаз — полотенцем. Больше жестами, чем словами, он пояснил: знобит, больно глотать.

Сафар со своей кровати снял одеяло, потеплей укутал Антона. В тумбочке, среди черновых тетрадей и песенников, разыскал термометр.

— Смерь.

— Отстань! — Антон отвернулся к стенке, чтобы нежданный попечитель не разобрал, чем от него пахнет. — Иди, схватишь двойку, будешь год скулить, ты ведь в отличники метишь.

Из всех ребят токарной группы Сафар отличался добротой и девичьей привязанностью. Он придвинул стул, постелил газету, положил термометр, поставил кружку воды, разломал пачку печенья — одну часть положил на стул, другую спрятал в свою тумбочку. Антон повернулся к стене, приглушенно заохал. Тогда Сафар вернулся, взял вторую половину пачки печенья и тоже положил ее на стул. Затем он заботливо заправил выпавшей конец одеяла.

— Зря захворал. Технолог о Магнитогорске рассказывает, интересно. Знаешь, сколько вагонов шихты в домну помещается? Ну, ладно, я составлю подробный конспект.

Однако на второй урок технологии Сафар опоздал. В медпункте он долго и старательно объяснял Варе, как лихорадит Антона, потом сбегал в библиотеку, взял для больного журнал.

Антон вовремя успел взболтать раствор и натереть подмышки. Варя проверила пульс, поставила термометр и села у кровати, ворча на ребят, выбегающих в перемену без шинелей на улицу. На ее справедливые укоры Антон не обращал внимания, старался дышать в сторону. Только бы Варя не просрочила время! Термометр нельзя держать больше десяти минут, жидкость перестает действовать. Но все было в порядке, градусник показывал тридцать восемь и семь. Варя обещала прислать соды, показала, как нужно полоскать горло, выписала, справку — освобождение от занятий.

После ухода медицинской сестры Антон, взглянув в зеркало, усмехнулся. На него смотрел тяжелобольной человек: лицо посерело, губы синие, полотенце на голове казалось широким бинтом. Подражая Ольге Николаевне, он строго сказал:

— Уважаемый товарищ Антон, температура у вас покойницкая. Вы шутите, а вам положено бредить.

Ольга Николаевна была в отъезде. Варя отчасти была довольна, что ей предоставляется полная самостоятельность. Но вечером девушка встревожилась не на шутку — температура у Антона еще поднялась.

Название «изолятор» крайне не шло к палате, куда положили Антона. Это была, пожалуй, самая лучшая комната в главном здании, из ее окон открывался чудесный вид. Заснеженные тополя сбегали к замерзшему пруду, сказочно выглядела беседка у скрещения семи аллей. Ничего больничного не было и в обстановке.

Слева и справа стояли по две кровати, застланные пикейными одеялами, над ними висели копии с известных картин: «Утро в лесу» и «Сватовство майора».

Третий день Антон лежал в изоляторе. Кормили сытно, вкусно. В постели можно было слушать радио. Сафар и Вадим приносили ему свои записи, помогали составлять конспекты, Оленька подарила вышитый носовой платок. Не меньше недели решил Антон поваляться в изоляторе, но вернулась из командировки Ольга Николаевна. Считая, что больной