Нет в деньгах зла, они заслуживают любви. Чистой, не рваческой. Зло им приписывают только сами люди — из зависти к чужому успеху и собственной инфантильной несостоятельности. Никому не заказан путь к достатку и даже богатству, было бы желание и упорство. Кстати, гораздо меньшее, чем требовалось крепостным крестьянам, выбившимся в люди. Нечего ныть, что в стране не существует социальных лифтов. Их действительно гораздо меньше, чем можно было бы создать в такой стране, как Россия, но те, кому они действительно нужны, их находят. Или создают сами. Не случайна тут история о староверах, Фомичах и Пименовичах. Убеждена, что в их душе нет сознания неправоты денег. И в душах многих россиян его нет, но мы этих людей не замечаем или презираем — так спокойнее. Мы видим только других и уверяем себя, что это и есть русский человек.

Для «других» труд — наказание, зима — наказание, секс для их женщин — наказание. Даже водка и то — наказание. Сама жизнь — наказание, которое несешь как крест.

У «других» нет денег — это же зло! — зато у них есть другое: страна с ее великим прошлым и великим будущим. У них есть герои, великие деды и космонавты — такие же парни, как они сами. Будем ими гордиться и думать о вечном. При этом мочиться в подъезде, ковырять в лифтах на стенах матерные слова, помнить, что застолье немыслимо без драки…

Это где-то там, в Европе, которую мы вроде хотим перегнать, шерифа избрать важнее, чем президента. Улицу замостить, новые лавки цветами украсить важнее, чем Олимпиаду провести. Так потому что страны малые, мышление там у народа куцее!

А «русский человек готов презреть вещи, которые мешают ему лично жить, ради какого-то большого дела, большого процесса, какой-то радости большой, общегосударственной. Вот это ощущение приобщенности к своей огромной истории, в том числе и к своей огромной географии, вот это внутреннее ощущение, что "я русский, какой восторг!.."». Я не смеюсь, просто цитирую уже не Цветаеву, а весьма титулованного писателя-современника Захара Прилепина, национал-большевика, который считает, что «восторг оправдывает любое неучастие и убивает ответственность»[47]. И это так его умиляет: «В России вышел, тут — Архангельск, там — Астрахань! Так много всего, что твой дворик стал совершенно незаметен. За что отвечать? Только ощущать себя ребенком огромного государства»[48].

Мы все хотим жизнь прожить такими детьми, мечтающими стать космонавтами или пожарниками? Мечтать о деньгах, но тут же вспоминать, что три дня гулянки на свадьбе у племянницы дело куда более важное? Наверное, многим из нас нужно совсем иное.

Мы не Морозовы и не Мальцовы, но нам, как и им, нужен труд в радость, который приносит деньги. Нужно заработанное детям оставить, чтобы они нашему труду и нашим жизням цену помнили. Детей надо вырастить так, чтобы те знали, что незаслуженное не идет впрок, и не сходили «с ума от того, что им нечего больше хотеть». И чтоб земля — не в ржавчине вокруг, по крайней мере там, куда наши руки дотянулись.

Желание гордиться своей страной — это прекрасно. Только величие страны — не в Сирии и не в Гренаде, где землю кому-то надо отдать, а в крепких заборах, чистых сортирах и цветниках под окнами. Может, отвлечемся от вечных споров об особом пути России? От этой навязчивой идеи заборы гниют и крыша протекает. Во всех смыслах.

В начале XX века реформаторы расчищали капиталу дорогу, промышленники и купцы создавали его. Россия расцветала. Собственно, и Маркс признавал в «Манифесте коммунистической партии» — хоть это и прокламация, — что «буржуазия менее чем за 100 лет… создала более многочисленные и более грандиозные производительные силы, чем все предшествовавшие поколения, вместе взятые. Покорение сил природы, машинное производство, применение химии в промышленности и земледелии, пароходство, железные дороги, электрический телеграф, освоение для земледелия целых частей света, приспособление рек для судоходства… — какое из прежних столетий могло подозревать, что такие производительные силы дремлют в недрах общественного труда!»[49] Русская буржуазия строила заводы, нефтепроводы, театры, музеи — их и сегодня можно пощупать руками.

И вдруг война, которая всегда ужасна, а вслед за ней — другой кошмар, с которым мир еще не сталкивался. Казалось, он не может длиться долго; Маркс, правда, намекал, что диктатура пролетариата — штука кровавая, но что она длительно кровавая, никто и словом не обмолвился. С буржуазией быстро разделались, однако Ленин все слал телеграммы, требуя расстрелов. Террор возводился в закон, обыватели к этому привыкали — это же во имя лучшей жизни, для их же блага. Товарно-денежные отношения еще как-то трепыхались, все еще пытаясь вырулить на естественные Марксовы законы. Но их насиловали, душили, объявляли преступными, люди были вынуждены приспосабливаться к совершенно новой реальности, и постепенно она перестала казаться кошмаром. Потом «жить стало лучше», а то даже и веселей, и следующим поколениям оставалось только верить, что вот еще немножко потерпеть, подождать — и блага польются потоком. Без надежды на лучшее человеку не выжить. Из той многолетней надежды и сложился миф, который остался в памяти.

Уже почти 30 лет, как сгинул Великий строй, а только зайди на любой интернет-форум — тут же наткнешься на заклинания: «Кроме рыночных есть и другие эффективные и справедливые общества!» Или: «Я верю в развитой социализм». Где и когда были нерыночные эффективные общества? Хоть на одно пальцем покажите! Что такое «развитой социализм»? Это же блеф! Но повторяют же, причем почти независимо от возраста. Афоризм героя следующего очерка, Джона Кейнса: «Трудность заключается не столько в разработке новых идей, сколько в том, чтобы отойти от старых».

Старые идеи живучи. Кажется, что забыть их — значит перечеркнуть жизнь родителей, дедов и прадедов, которыми мы гордимся. Нужна немалая умственная отвага, не говоря уже о знаниях, чтобы осмыслить, отработать мусор, засевший в памяти, не перечеркивая чохом нашей истории.

Призывая пролетариат сбросить цепи, Маркс и представить себе не мог, какой гигантский блеф создадут творцы Великого строя, которые размахивали его именем. Семьдесят лет они растили и пасли священных коров, на которых тот блеф держался.

Коров этих было целое стадо. Самыми сакральными были три. Легенда о том, что марксисты-ленинцы при помощи коллективизации превратили Россию в житницу мира. Заклинания по поводу того, что индустриальная мощь страны создана вдохновенным трудовым порывом народа, освободившегося от буржуазных оков. И уже откровенное вранье: в результате наступило равенство и всеобщее благо. До такой степени благостное, что даже в предсмертные годы строя людям еще твердили: «Нынешнее поколение советских людей будет жить при коммунизме».

Хорошо хоть до коммунизма дело не дошло, а то ведь представить страшно… Ведь разведение священных коров — заведомо убыточный вид животноводства…