Легендарный эпизод фильма «Неоконченная пьеса для механического пианино»: помещик-дворянин, которого играет Олег Табаков, ужасается, видя дворового, исполняющего на пианино Шопена. Какое же облегчение приходит, когда он понял, что пианино-то механическое. «Я же говорил! — кричит. — Чумазый играть не может!»

В массе своей так и было. Неграмотное, забитое крестьянство два века выживало в недоедании и принудительном труде. От сознания, что выше головы не прыгнешь, — привычка довольствоваться малым, и тут же готовность к насилию, просто так, по пьяни, от невозможности приложить ум и руки к чему-либо созидательному. Достойная бедность возможна лишь до определенного порога. Открытая нищета не имеет морали, у нее всегда омерзительно античеловечное лицо.

Это не могло пройти бесследно, с отголосками холопско-рваческого отношения к труду мы сталкиваемся сегодня сплошь и рядом. Казалось бы, люди решили заработать. Подрядились отремонтировать забор и, получив аванс, тут же ушли в запой навсегда, а ты все смотришь на свой разваленный забор. Гастарбайтеры из Белоруссии, с Украины, то есть потомки тех же крепостных крестьян, аж в Москву отправились. Исключительно ради денег. Взялись вам дачу строить, а через неделю вспомнили, что у племянницы в Минске свадьба, оказывается! И заявляют вам, что отбывают на гулянку. Не на пару дней — на неделю! Забыли, что ли, зачем приехали?

Один мой приятель обожает прибаутку: «Русский человек — это такой человек, которому все время что-то нужно… Но не так, чтобы это непременно было, а так, что если нет, то и пошло оно нах…» Ломаться ради денег? Они нужны, но не «так, чтобы непременно было». Если приспичит, откуда-то и сами возьмутся. Немного, но на застолье хватит, а дальше видно будет. Нет у нас школы созидания богатства собственным трудом и по собственной воле, есть только наследие веков подневольного труда. Так судьба сложилась. Миллионы людей были доведены при крепостном праве до положения «белых рабов», и в общине они оставались бесправными париями. Об этой трясине традиционного сектора империя вспоминала, лишь когда требовались подати. Это и была «внутренняя колонизация».

Но даже в болотах всегда есть твердые кочки. Именно русские промышленники, выбившиеся из низов, создавали островки новых отношений. Они стремились изменить «чумазого», потому что им нужен был труд такого же уровня, качества и культуры, как в Англии, — совершенно рациональный мотив. Среди «чумазых» они отбирали талантливых и хватких — как Столыпин, который делал «ставку не на убогих и пьяных, а на крепких и сильных». При этом всегда помнили и о тех, кто обделен талантом, умом, здоровьем, а то и разумом, понимая, что ради здоровья всего общества и о них кто-то должен заботиться. Промышленники и заботились — сами, безо всяких социальных программ, на собственные деньги, не перекладывая эту задачу ни на кого, потому что имперскому государству и его «мыслящим умникам» на убогих было наплевать.

Промышленники строили жилье для рабочих, больницы при фабриках, родильные дома, аптеки, детские приюты, училища, даже ясли и библиотеки. Они заботились о стариках, бывших «угнетаемых пролетариях», то есть о пенсионерах.

Пожалуй, самым удивительным примером были фабриканты Мальцовы. Во всех отраслях и на всех территориях, которые были ими освоены, они стремились преобразовать страну.

Одна ветвь династии Мальцовых — стекольщики, чье дело дожило и до сегодняшнего дня. В любом магазине спросите изделия из хрусталя — вам предложат стаканы, рюмки, вазочки завода из города Гусь-Хрустального. Основанное в середине XVIII века производство промышленного и бытового стекла, посуды и хрусталя сохранило свою конкурентоспособность.

Другая ветвь занялась машиностроительным делом. На заводе Сергея Ивановича Мальцова в Людинове был произведен первый русский винтовой двигатель для построенного в 1854-1857 годах в Николаеве корвета «Воин». На Людиновском заводе были построены и первые грузовые и пассажирские пароходы, ходившие по Днепру и Десне, и первая паровая машина для Петербургского и Киевского арсеналов.

К 1860-м годам в России стараниями Сергея Ивановича Мальцова на стыке Калужской, Брянской и Орловской губерний возник так называемый Мальцовский промышленный район площадью почти 10 тысяч квадратных километров — территория, по площади равная Кипру и в 12 раз больше Сингапура.

Здесь проживали около 100 тысяч человек, из которых 40 тысяч работали на построенных Мальцовым предприятиях. Двадцать пять (!) крупных заводов — чугунолитейных, железоделательных, механических, паровозо-вагонных, винокуренных, пивоваренных, лесопильных, кирпичных, фаянсовых и т.д. — и 130 обслуживающих их предприятий составляли единый промышленный комплекс.

Тут велась разработка каменного угля и торфа, чтобы уменьшить вырубку лесов. Мальцов лично спроектировал и построил в 1877 году узкоколейку в 300 километров, чтобы связать все свои заводы воедино. По его же чертежам и на его же заводах были изготовлены паровозы и вагоны. Дорога постоянно прирастала новыми ветками, к началу XX века по ней перевозили свыше трех миллионов тонн груза и до полумиллиона пассажиров. Все районы были объединены единой телеграфной сетью, на ведущих предприятиях появились и телефоны, чего тогда не знала даже Европа.

Это была мини-страна с поразительно высокими стандартами жизни. В 1860-е годы простой доменный рабочий на заводах Мальцова зарабатывал 18-25 рублей в месяц, тогда как на государственных военных заводах старший мастер получал не больше 15-20 рублей. «Таких зарплат, как на заводах Мальцова, — отмечал в 1862 году в донесении министру внутренних дел один из инженеров, — я не встречал ни на одном заводе и нахожу, что они даже выше получаемых на германских заводах»[37].

Калужский губернатор отмечал, что «род Мальцовых до настоящего времени поддерживает совершенно особые отношения между хозяевами и рабочими, свойственные не спекулятивно-промышленным предприятиям… Отношения эти чисто патриархальные…»[38]

Рабочий день составлял не обычные 14-16 часов, а 10-12, а на некоторых наиболее тяжелых производствах был восьмичасовым. Существовала развитая система социальных гарантий. В районе ходила внутренняя валюта, так называемые «мальцовки» — специальные талоны номиналом от 3 копеек до 5 рублей, которыми частично выплачивали зарплату и на которые по ценам, близким к себестоимости, можно было отовариться в магазинах фабриканта.

Для рабочих Сергей Мальцов строил одно- и двухэтажные дома с огородами. На его средства содержались бесплатные школы и 8 больниц, были открыты две аптеки, в 1876 году было построено техническое училище, где обучали черчению, механике и химии. Здесь впервые в России была достигнута поголовная грамотность рабочих, искоренено пьянство, заболеваемость резко снизилась. Сиротам, вдовам и немощным в мальцовском промышленном районе выплачивались пенсии и пособия.