Я отмечу заодно то, что мне сообщил французский купец по имени Бертран де Казан, вернувшись с площади, где было тело вышеуказанного Димитрия; он сказал, что не думал, будто у Димитрия была какая-либо борода, так как он не замечал ее при его жизни (потому что ее и в самом деле не было), но что тело, лежавшее на площади, ранее имело, как можно было видеть, густую бороду, хотя она и была выбрита; и также говорил мне, что волосы у него были гораздо длиннее, чем он думал, так как видел его за день до смерти. Кроме того, секретарь указанного Димитрия, поляк по имени Станислав Бучинский, уверял, что был один молодой русский вельможа, весьма любимый и жалуемый Димитрием, который весьма на него походил, только у него была небольшая борода, и он совершенно исчез, и, по словам русских, неизвестно, что с ним сталось.

Русско-французские связи в конце XVI – начале XVII веков отнюдь не исчерпывались двумя грамотами Федора Иоанновича и тремя письмами Генриха IV. В Москву приезжали французские купцы, заодно собиравшие сведения о России. Русские дипломаты, в свою очередь, пытались разобраться в государственном устройстве Франции и других стран Европы и в хитросплетениях европейской политики. Гиви Жордания рассказывает, как русские дипломаты, не вполне понимая природу противоречий между Габсбургами, с одной стороны, и Англией и Францией, с другой, тем не менее ставили задачу помирить их, чтобы объединить силы христианского мира против турецкого султана[101]. При Годунове Русское царство впервые отправило несколько молодых дворян учиться за границу, в том числе во Францию. По всей вероятности, молодые иностранцы тоже приезжали учить русский язык. Жордания обнаружил в архиве черновики двух грамот от 13 июня 1600 года:

В грамоте к английской королеве Елизавете речь шла об отпуске из Москвы английского гостя Ивана Ульянова Мерика, т. е. Джона Мерика; в ней говорилось, что царь велел его отпустить в Английское королевство морем «на караблех з Двинского устья». В грамоте же в Архангельск речь идет о том, что «Отпущены с Москвы с аглинским гостем с Ываном с Ульяновым за море францовскои немчин Жан Паркент лет в 18, да агличенин Ульянко Ульянов лет 15, робята молоди. А на Москве они учились рускому языку».

Воеводе давалось наставление, что когда гость Иван Ульянов (Джон Мерик) поедет за море, то чтобы «тех немец робят францовского немчина Жана, да агличанина Ульянка отпустили с-Ываном за море. А будет Иван сам за море не поедет, а поедут товарыщи его», то надлежало отпустить тех немец… за море с товарыщи с-Ывановыми».

Из царской грамоты явствует, что молодой француз по имени Жан Паркент обучался в Москве русскому языку. Нам не известно, сколько времени длилось это обучение и каковы были его результаты. Возможно, что после получения соответствующих знаний Жан был отправлен 13 июня 1600 г. в Архангельск вместе с 15-летним английским мальчиком, в сопровождении английского гостя Джона Мерика, которому поручили мальчиков[102].

Исаак Ле Мэр, уроженец города Турне, обосновавшийся в Амстердаме, был тайным советником нашего посла в Нидерландах и главным инициатором Ост-Индской Компании, которую хотел организовать король Генрих IV.

Так пишет Шарль де Ла Ронсьер в своей статье «Северо-восточный проход и французская компания северного полюса во времена Генриха IV»[103]. А еще Шарль де ла Ронсьер написал замечательную «Историю французского морского флота» в шести томах, издававшуюся с 1899 по 1932 год.

Идея Ле Мэра состояла в том, чтобы «переманить» англичанина Генри Гудзона. После двух неудачных попыток Гудзона найти Северо-восточный проход (в 1607 и в 1608 годах), англичане отказались финансировать его путешествия. Под англичанами мы имеем в виду Московскую компанию, одним из основателей которой наряду с Себастьяном Каботом был дед Гудзона, тоже Генри. В 1553 году эта компания открыла будущий «Архангельский путь». Гудзон, будучи уверен, что вдоль сибирских берегов проплыть можно, обратился к голландцам, которые согласились на его проект. Контракт между представителями Голландской Ост-Индской компании и Генри Гудзоном был подписан.

В обстановке полной секретности и по благословению Генриха IV, страстно увлеченного идеей Северного морского пути, Ле Мэр предложил английскому мореплавателю куда более серьезный проект (и намного больше денег), чем голландцы: больший по размеру корабль (водоизмещением 120 тонн, а не 70), очень высокого качества, несущий от шести до восьми пушек, чтобы отбиваться от пиратов, более многочисленный экипаж (двадцать четыре человека вместо двенадцати) с продуктами питания на восемнадцать месяцев. Поскольку из шестидесяти семи человек, отправившихся в две предыдущие экспедиции, вернулось всего пятеро, о матросах не забыли: им должно было выплачиваться приличное жалованье. Чтобы у моряков не появилось идеи побыстрее повернуть назад, предусматривалось большое вознаграждение в случае, если Северо-восточный проход будет найден. И наконец, в случае, если бы они погибли, вдовы получили бы значительные компенсации.

Приплыв в Тихий океан, судно должно было поднять французский флаг и возвратиться через Молуккский пролив, Индию и мыс Доброй Надежды. Очевидно, требовалось быть первыми не просто ради славы: предполагалось сохранить монополию на этот путь и построить форт в Арктике, посылая туда гарнизоны, которые бы следили за тем, чтобы лишь корабли под французским флагом могли проходить через полярный пролив. Эти суда должны были платить 4-процентный налог в пользу Компании Северного полюса, тайно созданной в Париже. Все было предусмотрено, даже нарушения:

Никакой иностранец не сможет пересечь вышеупомянутый пролив, не имея флага Франции и дозволения Его Величества, под страхом телесного наказания, конфискации имущества и кораблей, четверть из которых будет причитаться Его Величеству, другая четверть господину адмиралу, третья четверть коменданту пролива, а четвертая Понсе или его правопреемникам[104].

Попытка Гудзона состоялась, но он остался на голландской службе. Его имя носят огромный залив в Канаде и река, уже открытая Верраццано, на которой ныне стоит Нью-Йорк. Смерть Гудзона была трагична: его посадили в шлюпку во время матросского бунта и бросили на произвол судьбы. Больше никто его не видел. Заключение оставим Шарлю де ла Ронсьеру.

14 мая [1609 года] Гудзон, обнаружив, что море заковано во льды, повернул в другую сторону, нарушив свои инструкции[105], чтобы искать Новый Свет, как и Верраццано веком ранее. Но в честь Верраццано ничто не названо, а имя Гудзона увековечили река и залив.