Пункт 6. Отменить прогулки в лесу.

Я могу больше не держать в голове свой список, потому что Линн сказала, чтобы я забыла о нем и думала о том, чем я хочу заниматься в жизни, независимо от того, любила это делать мама или нет.

Я сажусь на кровати и широко зеваю. Смотрю на часы.

– Но папа! Дарт Вейдер показывает всего лишь восемь часов! И сегодня суббота!

– О, господи! Ну позвони в «Права детей». Быстро одевайся!

* * *

Спустя час я сижу с недовольным видом на пассажирском сиденье рядом с папой, а папа поет, нет, простите, кричит, вместе с группой «Рамштайн»[39]:

– DU HAST! DU HAST MICH![40]

Мы всегда выбирали по очереди, что будем слушать в машине, и раньше, когда нас было трое, получалось, что каждую третью песню ставили по твоему выбору. Теперь каждую вторую.

Мы едем по мосту. На указателе написано «Дроттнингхольм»[41], и через мгновение я вижу, как с левой стороны выплывает огромный светло-желтый замок. Он отражается в воде. Белый пароход жутко медленно пыхтит в сторону причала. Из трубы валят серые клубы дыма. Когда Рамштайн заканчивается, я выбираю «Take me home, country roads»[42]. Мама любила эту песню и часто ее выбирала. Папа бросает на меня взгляд. Я не подпеваю, как это только что делал папа, но про себя слышу мамин голос:

Мы проезжаем замок, рощицы, конюшни, пересекаем сельские дороги, а папа все едет и едет. На самом деле я люблю кататься на машине и могу бесконечно сидеть рядом с папой и просто ехать. Просто ехать вперед. Дальше и дальше. Но папа вдруг сворачивает на узкую дорогу. Я успеваю прочесть на указателе: «Черное озеро». Сначала дорога асфальтированная, потом становится гравийной. Машину трясет, она подпрыгивает. Наконец мы останавливаемся у белых ворот перед большим красным домом.

– Зачем мы сюда приехали?

Папа отвечает загадочно:

– Познакомиться… кое с кем.

Я хмурюсь. Не люблю сюрпризов.

На газоне, чуть в стороне от красного дома, большая площадка для выгула собак, огражденная проволочной сеткой. Там с лаем бегают маленькие угольно-черные, коричневые и пятнистые щенки кокер-спаниеля. Их лай больше похож на тявканье.

Щенки сопят, из их полуоткрытых ртов, в которых видны белоснежные зубки, вырываются «ваф-ваф!» и «виф-виф!». Они весело носятся, кусают друг друга за уши и протискиваются к набухшим соскам своей мамы, которая устало лежит на траве. Вот образовалась маленькая горка из двух щенков: один, черный, разлегся прямо на другом – маленьком, пушистом, шоколадного цвета. Я пробую сосчитать их, но щенков так много, и все они беспрестанно крутятся. Невозможно за ними уследить, но думаю, что всего их семь или даже восемь.

Сама не знаю, как это произошло, но я вдруг оказалась у заграждения. Наверное, делала шаг за шагом, но точно не знаю, как очутилась у сетки. Щенки невозможно милые! Меня как будто ударили футбольным мячом прямо в грудь, или случился сердечный приступ, но приятный. Щенячий сердечный приступ.

Я опускаюсь на колени перед сеткой и просто смотрю на них, а сердце наполняется нежным теплом, мягким, как вата. Мне становится хорошо и спокойно. Щенок шоколадного цвета пытается высвободиться из-под черного, но тот продолжает лежать у него на спине, похожий на детский рюкзак в виде щенка. В конце концов шоколадный кусает черного за ухо, тот взвизгивает и спрыгивает с брата.

Высвободившись, шоколадный подбегает ко мне, из пасти высовывается маленький розовый язык. Щенок просовывает свой круглый нос в дырку в сетчатом заграждении и утыкается им в мою ладонь. Нос влажный и прохладный. И вдруг кусает меня за большой палец своими маленькими острыми зубами.

– Ай! Разве хорошо кусать человека, которого впервые видишь? А? Разве это хорошо?

Я говорю это таким умильным голосом, каким обычно не разговариваю. Щенок отпускает мой палец и смотрит на меня круглыми карими глазами. Наклоняет голову набок. Потом пытается вытащить нос, но тот застрял в сетке! Щенок растерян, он не знает, что делать. Никогда не случалось наблюдать ничего уморительнее!

Я смеюсь:

– Ну же, дружок, просто отойди назад.

Наконец щенок высвобождает свой нос и от радости фыркает и кружится на газоне так быстро, что его обычно висящие уши поднимаются вверх. А хвост все время виляет туда-сюда. Потом щенок останавливается и смотрит на меня. И тихонько поскуливает, как будто хочет что-то сказать.

Папа садится рядом со мной на корточки.

Я спрашиваю:

– Интересно, чего он хочет? Может, проголодался?

– Наверное, просто приветствует тебя.

Из дверей красного дома выходит женщина. На ней светло-голубые поношенные джинсы с большими дырами над коленями, черные волосы забраны в пучок на макушке. На ногах большие резиновые сапоги, хотя дождя нет. Она кричит нам:

– Привет! Я гляжу, вы уже познакомились.

Папа встает с корточек:

– Да, извините, мы зашли на собачью площадку… надо было, конечно, сначала постучаться…

Женщина машет рукой, показывая жестом, что это неважно.

– Только ненормальный пройдет мимо щенков!

Она подходит и пожимает папе руку.

– Анита.

– Аббе. То есть Альберт.

Я смотрю на Аниту, но не могу заставить себя встать, потому что щенок лижет мою руку маленьким розовым языком и мне не хочется его прерывать. Я говорю Аните только короткое «Привет!». Анита кладет руку мне на плечо:

– Нет, только посмотрите! Уже нашли друг друга!

Я удивленно смотрю на нее.

– Ну да, ведь вы заказали как раз этого щенка. На следующих выходных можно его забрать. Мы назвали его Фадж, потому что у него шерсть как шоколадная помадка. Похоже? Я имею в виду окрас.