Сэм кладет правую руку маме на грудь и целует ее в шею. Он что-то говорит, но мне не слышно. Его большой палец продолжает ласкать мамину грудь, и я вижу, как, словно по волшебству, появляется ее сосок. Мама еще крепче цепляется за борта лодки, открывает глаза и смотрит на него. Когда лодку разворачивает ветром, я вижу лицо Сэма. Его глаза… Кажется, что они становятся глубже. Да, невозможно подобрать более точное сравнение. Он снова целует маму, и отсюда мне видно, как ее рот встречается с его ртом, ее язык сплетается с его языком.

Они так медленно двигаются… То ли чтобы не раскачивать лодку, то ли все дело в том, что между ними происходит, не знаю. У меня гудит голова, и я не понимаю почему. Не могу решить, разозлиться ли мне. Не могу решить, нужно ли уйти. Единственное, в чем я уверена, — я еще никогда не видела свою маму такой. Мне приходит в голову: может быть, это не моя мама?

Я оборачиваюсь и изо всех сил мчусь через камыши. Натыкаюсь на заграждение со знаком «ВХОД ЗАПРЕЩЕН», оцарапываю бедро и, не обращая внимания на свисток спасателя, ныряю в прохладный безымянный пруд. Распахиваю глаза пошире. Представляю, как вода бурлит у меня за спиной. Я достигаю противоположного берега и прячусь за пирсом, собираясь с духом. Потом падаю на полотенце рядом с Хадли, словно мне на самом деле на все наплевать.

Семь утра. Я еду по обычно оживленной автостраде, но сегодня поблизости ни одной машины. Неожиданно в зеркале заднего вида я замечаю большой розовый грузовик и думаю: «Слава богу, хоть какая-то компания». Грузовик приближается, притормаживает рядом со мной, и — честное слово! — это оказывается хот-дог на колесах. Вернее, это автомобиль, как я догадываюсь, но замаскированный под большую сосиску в тесте, сделанную из папье-маше. На сосиске видна даже капля горчицы. На боку булочки профессиональным плакатчиком сделана надпись «ОСКАР МАЙЕР».

— Поверить не могу! — восклицаю я.

Водитель, которого можно разглядеть через вырезанный в папье-маше маленький квадрат для бокового обзора, улыбается мне во весь рот.

— Ребекка, — толкаю я дочь локтем, — просыпайся. Ты только посмотри на это! Пока не увидишь сама, не поверишь!

Она привстает и дважды моргает. Потом закрывает глаза.

— Это сон, — говорит она.

— Я не сплю, я веду машину.

Я произношу это достаточно громко, и она снова открывает глаза. На этот раз водитель машет нам рукой.

Ребекка проворно перебирается на заднее сиденье.

— У моей любимой сосиски есть имя, — поет она. — Ее зовут О-С-К-А-Р. — Она обрывает песню. — А это что?

Она ищет подобие дверцы морозильной камеры, вывеску — что-нибудь, что объясняло бы появление этого автомобиля.

— Может быть, мне притормозить и пропустить его?

— Ни в коем случае! — протестует Ребекка. — Прибавь газу. Посмотрим, сможет ли он угнаться за нами с венской сосиской на крыше.

Я чуть сильнее вдавливаю педаль газа. Ход-дог не отстает от нас на скорости сто двадцать, сто тридцать, даже сто сорок пять километров в час.

— Удивительно. Аэродинамический агрегат.

Ребекка возвращается на переднее пассажирское сиденье.

— Может, и нам стоит съесть по одной.

Потом водитель хот-дога подрезает меня — я уже злюсь не на шутку, потому что хвост сосиски задевает багажник на крыше моей машины. Затем он сворачивает на обочину — я проношусь мимо, но он быстро нас догоняет. Водитель открывает окно и делает знак Ребекке, чтобы она последовала его примеру. У него приятное лицо, поэтому я разрешаю опустить стекло.

— Не хотите остановиться позавтракать? — кричит он сквозь поток свистящего воздуха и указывает на голубой знак на автостраде, говорящий о том, что на следующем выезде с магистрали есть место, где можно перекусить.

— Не знаю, — пожимаю я плечами. — Ты что скажешь?

— Я думаю, что он, возможно, даст нам покататься на своей машине. Ладно! — кричит ему в ответ Ребекка и одаривает водителя такой улыбкой, как будто все земное очарование находится у нее в заднем кармане.

Мы следуем за его машиной на стоянку у закусочной «Соляной столб». У закусочной два окна, заколоченных досками, и лишь одна машина — как я предполагаю, скорее всего, хозяина. Однако никаких предупредительных надписей Министерства здравоохранения. А здесь вообще существует такое министерство?

Ребекка первой выскакивает из машины и подбегает к хот-догу, чтобы пощупать, из какого материала у него сделана сдобная булочка. Она грубая и шершавая — сплошное разочарование. Водитель вылезает из машины.

— Привет! — говорит он удивительно юным голосом. — Как мило с вашей стороны согласиться позавтракать со мной! Меня зовут Эрни Барб.

— Лайла Мосс, — протягиваю я руку. — А это моя дочь, Перл.

Несколько сбитая с толку, Ребекка делает реверанс.

— Симпатичная машинка, верно? — спрашивает он Ребекку.

— Симпатичная — это не то слово.

Она протягивает руку, чтобы потрогать буквы на булочке. Буква «О» больше, чем ее голова.

— Это рекламный автомобиль. Не слишком функциональный, но очень заметный.

— Это точно! — заверяю я его. — Вы работаете на Оскара Майера?

— Да. Езжу по стране, подогреваю интерес. Узнаваемость — важный фактор в продаже готовых мясных блюд, понимаете?

Я киваю.

— Еще бы!

Эрни касается моего плеча и подталкивает нас к закусочной.

— Вы здесь уже ели?

— Да, много раз. Внутри лучше, чем снаружи.

Первым через вращающиеся двери закусочной входит Эрни, потом я, за нами Ребекка. Я ловлю себя на мысли: как же они запирают закусочную на ночь?

У Эрни короткие желтые волосы торчком, обрамляющие лицо. И хотя мне виден только ёжик, кажется, что в некоторых местах волосы растут гуще, чем в остальных. У него сальная кожа и три или четыре подбородка.

— Аннабель! — зовет он, и из мужского туалета — а откуда же еще?! — тяжело ступая, появляется невысокая толстая женщина в укороченном платье официантки. — Я вернулся, моя сладкая.

— Ой! — восклицает она скрипучим голосом, от которого Ребекка вздрагивает. — И чем обязаны такой чести? — А потом, как будто хорошенько поразмыслив, она целует его прямо в губы и шепчет: — Рада тебя видеть.

— Это Лулу и Перл, — представляет Эрни.

— Лайла, — поправляю я, и он повторяет это имя, перекатывая его во рту, как кусочек мрамора. — Мы встретились на автостраде.

— Повезло тебе! — отвечает Аннабель. Очередная смена настроения. Она швыряет на стол три меню и уходит — необъяснимая вспышка раздражения.

Не считая Аннабель и отсутствующего шеф-повара — как бы она сама не была этим отсутствующим шеф-поваром! — мы единственные посетители закусочной. Время раннее, но у меня такое чувство, что в «Соляной столб» вообще никто не приезжает. Почти никакого уюта: домашние кружевные занавески, но из плотной зеленой клетчатой ткани; крепкие деревянные столы, но выкрашенные в рискованный оттенок оранжевого.