Хадли и дядя Джоли, по всей видимости, сговорившись, забирают у меня полотенца и мяч. Потом хватают меня, лягающуюся и орущую, и бросают на счет три с первого пирса. Издали на нас кричит толстый спасатель: «Не бросайте в воду! Не с пирса!»

Хадли прыгает следом, хватает меня за лодыжку и тянет вниз. Вода темная, подкрашенная какой-то синей краской, в некоторых местах прохладнее, чем в других. Я ступаю по дну, пытаясь найти местечко потеплее, с которого Хадли не смог бы утащить меня.

Дядя Джоли, который только что разговаривал со спасателем, с разбегу ласточкой ныряет в пруд, а вынырнув, продолжает:

— Из-за химикатов это место похоже на гигантскую синюю чашу. Они подсинивают воду, чтобы не так быстро разрастались водоросли.

— Водоросли… — повторяю я. — Какая гадость!

Я не сомневаюсь, что водоросли, или еще чего похуже, растут и на пляжах Сан-Диего, но, отдыхая там, ты уверен, что их смывает течением.

Мама тоже находит себе занятие: она расстилает полотенца на небольшом клочке пляжа. Смешно, это вообще-то сложно и пляжем назвать. Больше похоже на пару куч песка, насыпанного бульдозером, а потом аккуратно разровненного. «Живут же люди, — думаю я. — Мы могли бы их кое-чему научить».

Мама создает колонию из полотенец. Она укладывает полосатое рядом с розовым, полотенце с логотипом «Отверженные» рядом с полотенцем от Ральфа Лорена. В торце всех четырех она раскладывает большое клетчатое одеяло. Интересно, кто будет на них ложиться? Она совершенно не обращает внимания на то, где находится солнце.

— Эй! — окликает она Сэма, но он ее не слышит.

Если уж говорить точно, именно в тот момент, когда она его окликает, тело Сэма ударяется о воду, совершая двойной кульбит. Для человека, прыгающего без трамплина, он чрезвычайно высоко и красиво взлетел. Мы все, уже находившиеся в воде, зааплодировали. Сэм подтягивается, вылезает на второй пирс и отвешивает поклон.

У него, в отличие от Хадли, сбитое тело. На груди растут темные волосы в форме сердечка. Как ни удивительно, но волосы на ногах не такие густые. У Сэма широкие плечи и узкая талия, сильные руки (еще бы, столько поднимать!) и мускулистые ноги. Я вспоминаю, что за ужином был разговор о том, что для него трудно подобрать джинсы — в бедрах они узки, в талии широки, ну, или что-то в этом роде.

— Давай наперегонки, — предлагает Хадли, подплывая сзади.

Он энергичным кролем пересекает пруд и едва не сталкивается с дядей Джоли, который лениво плывет на спине, что-то напевая на иностранном языке. Я вспоминаю, что плавание для дяди Джоли сродни религии. Мама говорит, что она понятия не имеет, откуда это у него.

Я догоняю Хадли уже на противоположном берегу пруда.

— Это потому, что ты на десять лет моложе.

— Да ладно тебе! — смеюсь я. — Ты просто ищешь оправдание.

— Неужели? — отвечает он, хватает меня за волосы и удерживает под водой.

Когда он отпускает меня, я проплываю между его ног, касаясь пальцами внутренней стороны бедер.

— Так нечестно! — возмущается он.

Мы плывем к берегу, где, набирая в ведерки мокрый песок, возится группа ребятишек. Мы с Хадли садимся на мелководье, вода плещется у наших рук.

— Раньше я только этим и занималась. Строила замки из песка.

— Ты выросла на берегу океана. Должно быть, у тебя получалось это очень красиво, — говорит Хадли.

— Я ненавидела их строить. Только начнешь гордиться плодами двухчасовых трудов, как все смывает волной.

— Поэтому ты решила не ходить на пляж? Объявила детский бойкот?

Я в изумлении поворачиваюсь к нему.

— А ты откуда знаешь? Я действительно отказалась ходить на пляж. Я каждые выходные устраивала истерики, как только родители начинали загружать машину снаряжением для плавания, полотенцами и бутылками с холодной водой.

Хадли смеется.

— Угадал. Похоже, ты была своенравной маленькой девочкой.

— Была? Все уверяют, что я такой и осталась.

— Хорошо, ты своенравная, — соглашается Хадли, — но ты уже не ребенок. И ума у тебя больше, чем у многих моих знакомых. Даю голову на отсечение, что, когда мне было пятнадцать, я вел себя по-другому.

— Еще во времена динозавров?

— Да, — улыбается Хадли. — Еще во времена динозавров.

Мне бы хотелось увидеть Хадли, когда ему было пятнадцать. Я делаю вид, что зарываю камешек.

— А как ты себя вел? — спрашиваю я.

— Ругался матом и покуривал. И еще мы с Сэмом подглядывали за девочками в раздевалке, — признается Хадли. — Я не был таким целеустремленным, как ты.

Целеустремленная… В глазах Хадли отражается солнце.

— Наверное, я чрезвычайно целеустремленная.

Мы резвимся на мелководье, пытаемся поймать руками синеногую литорию, пальцами ног достаем с песчаного дна плоские камешки и соревнуемся, кто швырнет их дальше. Или просто лежим, вытянувшись на мокром, скользком деревянном первом пирсе, держимся за руки и дремлем. Время от времени я ловлю мамин взгляд. Не знаю, следит ли она за нами или просто случайно так получается. Она что-то говорит Сэму, когда он выходит из воды, чтобы передохнуть. Сэм смотрит в нашу сторону и пожимает плечами.

За обедом мама забывает поставить прибор для Хадли и делает вид, что это случайность. А потом еще больше обостряет ситуацию, дав пива Хадли, но не дав мне.

— Некоторые, — говорит она, глядя на меня, — еще слишком малы, чтобы пить пиво.

Когда мама встает и уходит в душ, Хадли угощает меня своим пивом. Дядя Джоли успокаивает меня и говорит, чтобы я не обращала внимания, когда она так себя ведет.

После обеда мама настаивает на том, чтобы прибраться после пикника. Она складывает в два пакета мусор и убирает остатки, собирает использованные салфетки и стряхивает крошки с полотенца. Сэм ныряет в пруд и дважды проплывает его по периметру, пока мама занимается уборкой. По всей видимости, она пообещала ему пойти купаться после обеда.

В конце концов Сэм подходит к созданному мамой оазису. Она стоит перед ним, пытаясь найти себе еще работу. Мы с дядей Джоли и Хадли, расположившись на мелководье, ждем, что же будет дальше. Хадли обнимает меня, я спиной ощущаю ткань его плавок.

Сэм подхватывает маму на руки и несет на мелководье. Она до сих пор в шортах.

— Нет!

Она смеется, вырываясь, и все улыбаются, думая, что это шутка. Я облокачиваюсь о Хадли и жду, когда же мама покажет зубки.

— Сэм! — уже настойчивее говорит она. Они как раз миновали край второго пирса и находятся у самой воды. — Я не могу.

Сэм на мгновение останавливается и серьезно спрашивает:

— Ты умеешь плавать?

— Нет, — отвечает мама.