Но не все было так, как хотелось. Березин покинул райотдел, остановился покурить у машины, с удивлением обнаружив, что уже одиннадцать часов. Полетел рабочий день. Пора наведаться во дворец…

На крыльцо с недовольной миной выскочили Замятин, за ним оперативники его отдела.

— Вы еще здесь, Олег Иванович? — Замятин сверлил его глазами. — Отлично, вместе поедем. Только что звонили из вашего музея. Прирезали там кого-то, а труп только сейчас обнаружили…

— Кого? — Сердце упало в пятки.

— Да бог его знает, надо ехать, разбираться. Женщина звонила, у нее голос дрожал и зубы стучали…

Березин опрометью влетел в арку, остановился у крыльца. Разбитый «Фольксваген», доставшийся операм в наследство от оккупационных властей, въехал вслед за ним. С крыльца спускались испуганные женщины. Камень свалился с души — Юлия Владимировна была здесь, белая от волнения. Кажется, присутствовали все — четыре женщины плюс Ралдыгин с рыбьим лицом. Из-под капота полуторки высовывался чумазый водитель Кулич. В районе гаража маячила одинокая фигура истопника Ильинского. Вроде все живы. Или нет?

— Марианна Симоновна, что случилось? — строго спросил Березин.

— Там… — директриса кое-как держалась, но скулы побелели, голос дрожал, срывался на истерические нотки, — там, у памятника Петру… Мы не знали, искали его, думали, уснул где-нибудь, а тут вон какое дело… Я сразу в милицию позвонила… Мы его простыней накрыли, боимся подходить…

Вся компания гуськом потянулась за операми, двинувшимися на расчищенный пятачок у памятника Петру Первому. Самодержец смотрел на них с пьедестала, пренебрежительно поджав губы. Вблизи оказалось, что и он не такой уж целый — осколки снарядов посекли треуголку, оторвали часть шпаги, превратили в лохмотья края камзола.

Мертвое тело, укрытое простыней, лежало рядом с пьедесталом.

— Разрешите, Олег Иванович, мы сами, — Замятин тактично отстранил Березина. — Я так и знал, — посетовал он, — музейные работнички все следы затоптали…

— Ну, может, и не все, — допустил Муховец.

Аничкин опустился на корточки, отогнул простыню. Сторожу Бочкину перерезали горло — зрелище было отвратительное: на шее запеклась кровь и сейчас напоминала жуткую бороду, блестели глаза, отливала синевой щетина.

Березин покосился на публику. Люди жались в сторонке, даже мужчины не спешили подходить. Сделала жалобное лицо Зинаида Ивановна, отвернулась, украдкой перекрестилась.

— Где ружье? — спросил Березин.

— Так это… я его забрал, — сообщил Ильинский. — Оно здесь лежало, ружье не взяли, толку-то от него… Не дело, когда оружие лежит на виду, я его и унес. В канцелярии у Марианны Симоновны заперто…

— Да, оно там лежит… — подтвердила дрогнувшим голосом Тамара Леонтьевна.

Замятин укоризненно покачал головой, опустился на корточки, начал с любопытством изучать рану. Потом крякнул, поднялся:

— Что он здесь делал?

— Так это, работал… — пролепетала Юлия Владимировна. — Обходил дозором, отгонял посторонних… В сам дворец он ночью заходит редко — только если дождь идет. Там опасно ходить без света, все аварийное, может рухнуть, если не туда наступить…

— Телефон работает? — спросил Замятин у директрисы. Та утвердительно закивала. — Отлично. Аничкин, дуй к аппарату, вызывай криминалистов.

Люди не выдерживали душераздирающего зрелища, отворачивались. Кое-кто попятился, намереваясь уйти. Рабочий день никто не отменял.

Приковылял худой морщинистый мужчина с протезом ниже правого колена, изумленно уставился на мертвеца. Леденев Виктор Петрович, сменщик Бочкина. Через полчаса должен заступать на смену, вот, явился, а тут такое… Петрович начал волноваться, понимая, что, кроме него, в этом учреждении больше сторожей нет, и хочешь не хочешь, а придется сюда переселяться.

Его допросили, с Бочкиным последний раз виделись вчера, когда сдавал смену. Ружье у них одно, переходит из рук в руки, лично Петровичу его пока применять не доводилось…

— С вами все в порядке? — Олег отвел в сторону Юлию Владимировну.

— Да, все в порядке, Олег Иванович, не меня же убили… Знаете, мы все потрясены, это уже слишком… Петр Афанасьевич был такой хороший человек… Мог, конечно, вспылить, нагрубить, сказать что-нибудь язвительное, но это не со зла… Когда Галина Яковлевна заболела, он первым бегал ее навещать, таскал ей овощи, фрукты… Что здесь случилось, как вы думаете?

— Рано делать выводы, Юля. Пусть работает милиция. Скоро подъедут криминалисты. Вас это происшествие никак не касается, не думайте об этом. И сегодня постарайтесь на работе не задерживаться — уходите до темноты. Не уверен, что смогу довезти вас до дома, могут задержать дела.

Он смотрел, как она уходит в музей — обходит препятствия, постоянно озирается.

— Я, кажется, догадался, кого наш товарищ майор вчера провожал до дома, — иронично подметил Замятин. — А что, женщина хорошая, на мордашку симпатичная, и не дура, раз в музее работает…

— Займись делом, — огрызнулся Олег. — Я сам решу, кого мне провожать.

Вскоре на «ГАЗ-4», переделанном в автобус, прибыли криминалисты. Оба пожилые и не местные, обосновавшиеся в Никольске всего несколько месяцев назад. Иван Андреевич Кочергин и Борис Лазаревич Шульман.

— Что я вам скажу, молодые люди, — растягивая слова и вытирая руки салфеткой, сообщил очкастый Борис Лазаревич. — С одной стороны, все ясно, как день, с другой стороны, ничего не ясно. Подкрались сзади, один, возможно, держал, другой работал. Подозреваю, это был острый и весьма крупный финский нож. Режущая часть довольно внушительная. Тот, кто резал, среднего роста, сильный. На чтение следов даже не рассчитывайте — там твердый грунт со щебнем. Время смерти могу сказать ориентировочно — от двух ночи до пяти часов утра.

— Ружье не тронули, — заметил Березин.

— Значит, убийц не интересуют старые берданки, — пожал плечами Шульман. — У них есть свое оружие, более эффективное и компактное.

— Из ружья, кстати, этой ночью был сделан выстрел, — поведал подошедший Кочергин. — Там даже экспертиза не нужна, свежей гарью попахивает. И гильза осталась в стволе. Вывод делайте сами. А мы забираем труп и ружье…

— И будьте здоровы, живите богато, — хмыкнул Шульман. — Если вас интересуют официальные заключения, приходите вечером.

Оперативники помогли загрузить тело в автобус, при этом Аничкин то и дело сетовал: они что, похожи на санитаров из морга?

Криминалисты уехали. Персонал музея скрылся с глаз. Оперативники получили приказ искать свежие следы и отправились на территорию парка. Аничкин опять ворчал: он что, похож на служебную собаку?

— Он всегда так ноет? — спросил Олег.

— Аничкин-то? — хмыкнул Замятин. — Всегда. Да пусть ноет, лишь бы работал. Борис Лазаревич прав: с одной стороны, все ясно. Сторож кого-то спугнул. Увидел посторонних или постороннего, стал кричать, чтобы убирались, предупредил, что будет стрелять. И пальнул, по-видимому, промазал. Выстрела в городе не слышали — ночь глухая, да и лесополоса… Тех, что подкрались сзади, он не заметил… Случайные бродяги? — Замятин пристально посмотрел в глаза Березину. — Но стали бы случайные бродяги бросать вполне рабочее ружье? Не хотят использовать сами — можно продать, обменять на продукты… Что тут можно взять, я правильно понимаю? Все ценности вывезли еще в 1941-м, а что не успели — немцы подчистили. Дворец откроется не скоро, посмотрите, что здесь творится. Значит, не случайные бродяги?