Через два дня, 18 октября 1877 г., когда ветер успокоился и только сильная зыбь напоминала о прошедшем шторме, «Алеут» снялся по назначению. За мысом Низменным ему пришлось немного оторваться от берега, который делал изгиб и позволял несколько сократить и без того порядком надоевший путь. Ночью усилившийся ветер и небольшая волна заставили шхуну лечь в дрейф. Утром она оказалась оторванной от берега на 16 миль, и не успели моряки как следует протереть глаза, ее отнесло еще дальше в море.

Трое суток дрейфовала шхуна в штормовом Японском море. Видневшийся вдали пик Де-Лангль ясно говорил морякам, что их отнесло к западному берегу японского острова Мацмай (Хоккайдо), но погода никак не позволяла взять курс к родным берегам. Как щепку швыряло «Алеут» по бушующему морю. Катер, висевший на шлюпбалках, заполнило водой. Так как он создавал крен на одну сторону, его пришлось сбросить за борт. Вдобавок ко всем бедам на «Алеуте», не рассчитанном на длительные плавания, подошел к концу уголь, и командир решил идти в Хакодате.

4 ноября русские моряки с трудом добрались до острова Окоеири, лежащего в 60 милях от Хакодате. При входе в пролив скорость шхуны упала до одного узла. Нужно было все-таки отстояться. Выбрав подходящее место около селения Сетанай (Сетана) и воспользовавшись тем, что ветер дул от берега, командир решил встать на якорь.

7 ноября штормовой ветер усилился до ураганного. Теперь он изменил направление и со страшной силой дул в сторону берега. Якорные канаты были набиты так, что казалось, вот-вот зазвенят. В 11.30 утра один канат не выдержал порывов ветра и лопнул, и уже через полчаса глубина под «Алеутом» уменьшилась на семь саженей: оставшийся якорь не мог удержать судно на безопасном расстоянии от берега. Вскоре вокруг судна появилось множество бурунов, и всем на борту стало ясно, что до крушения оставались считаные минуты. Командир приказал всем офицерам спуститься в кают-компанию на совет. Там, стоя в воде, плескавшейся по палубе, среди беспорядка, созданного штормом, офицеры «Алеута» сочли единственно верным решением выброситься на песчаную отмель. Молча, без привычных шуток, командир достал из шкафа бутылку шампанского и, вытерев рукавом плаща мокрое лицо, разлил по бокалам.

Глубина между тем уменьшилась до пяти саженей. Как только начали расклепывать якорный канат и поставили парус, пытаясь развернуть шхуну носом к берегу, огромная волна подхватила парусник и скачками потащила его на сушу. Дрожа от холода, люди столпились на правом шкафуте и под мостиком. Некоторые вслух молили Бога о спасении. Командир наблюдал за происходящим с трапа, ведущего на мостик.

Шхуна остановилась саженях в пятнадцати от берега. Она стояла почти ровно на киле, зарывшись в песок под утлом к берегу. Иногда она вздрагивала, будто корчась от ударов волн. Форштевень шхуны был сильно приподнят, левый фальшборт отсутствовал. Многие иллюминаторы и люки были разбиты, по всей шхуне гуляла вода. Единственным сухим местом было командное отделение, где собрался почти весь экипаж. Теплое, защищенное от моря помещение вернуло людям оптимизм и веру в спасение, но оставаться на шхуне было невозможно, нужно было как можно скорее найти способ переправить людей на берег. Фельдшер вызвался вплавь добраться до берега, чтобы передать туда проводник. Смельчака спустили за борт, обвязав веревкой, но сильный прибой не позволил ему даже встать на ноги. Измученного фельдшера втащили обратно на борт.

На берегу собрались местные жители — японцы и айны. Они разожгли костры и были готовы помочь потерпевшим кораблекрушение. Один из моряков решил повторить попытку фельдшера передать проводник и тоже бросился в воду, но и он потерпел неудачу. И все же старания моряков были не напрасными: один из лотовых матросов изловчился-таки попасть выброской на отмель вблизи берега, а кто-то из японцев, кинувшись в воду, смог вовремя ухватить ее и вытащить. Благодаря этому на берег были заведены два прочных конца. Теперь, обмотав линь вокруг туловища, моряк прыгал в воду, а на берегу его уже вытаскивали местные жители. Прапорщик Криницын, прыгнув за борт в кожаном пальто, сразу же пошел ко дну и успел наглотаться морской воды, пока его не вытащили. Все остальные переправились на берег без приключений. Последним покинул борт «Алеута» командир, спустив предварительно флаг.

На берегу в это время уже вовсю горели костры, люди сушили одежду и отогревались. Японцы снабдили моряков сухими вещами, накормили простой, но сытной и горячей едой. Уже по темноте японцы отвели русских моряков в селенье Сетанай, лежавшее в шести верстах от места крушения шхуны. Здесь морякам выделили большой дом, внутри которого на глиняном полу по японскому обычаю горел огонь. Моряков поджидал горячий зеленый чай и теплое саке, что тоже было, по общему мнению, весьма кстати. На огне стоял и большой медный котел с рисом. Его ели прямо горстями, не забывая, однако, и про другие угощения: поджаренную на палочках соленую рыбу и квашеную капусту. О сне никто и не думал, до самого утра продолжались разговоры о пережитом.

Наутро моряки вернулись на берег моря к «Алеуту». Шхуна стояла на прежнем месте, но волнение немного стихло, и несколько моряков сумели, перебравшись на шхуну, доставить на берег одежду и продовольствие. В тот же день мичман Китаев был отправлен в Хакодате, чтобы известить командование во Владивостоке о гибели «Алеута». Добирался он туда шесть дней. Ожидая помощь, моряки сколотили недалеко от места крушения деревянный барак, который обтянули еще и парусиной. Внутри поставили нары, оборудовали камбуз. Рядом вырыли землянку для бани. Днем экипаж был занят разгрузкой шхуны. Несмотря на ледяные купели, в которых морякам частенько приходилось оказываться, и на жизнь в бараке, продуваемом всеми ветрами, в экипаже не было ни единого случая даже легкой простуды. Видимо, в экстремальных ситуациях организм человека мобилизуется и может противостоять любым суровым условиям.

Деревушка, куда волею судьбы попали «алеутцы», была точно такой, как и сотни других, расположенных на побережье. Японским правительством эти места были закрыты для посещения иностранцев. Люди жили здесь бедно, в основном занимаясь рыболовством и добычей морской капусты. Из-за гористой песчаной почвы огородов не сажали, скот не держали, даже куры были не в каждой семье. Жители Сетаная по-доброму отнеслись к русским морякам, и это прежде всего проявилось в помощи продовольствием. Когда моряки сказали, что одной курицы на всех маловато, селяне стали доставлять по две. А когда в деревушке иссяк запас курятины, то за ней стали посылать в соседнюю. Конечно, для населения Сетаная было весьма чувствительным появление лишних шестидесяти ртов, да еще каких! Но никто не выражал недовольства, напротив, при встрече с моряками японцы поднимали ко лбу сложенные ладони и отвешивали церемонные поклоны. Своими черными окладистыми бородами и падающими на плечи волосами они напоминали русских деревенских мужиков.

Каждый день моряки выходили на берег и смотрели на море, ожидая помощь, но горизонт оставался чист. Чувство неопределенности уже начало овладевать ими, когда утром 27 ноября недалеко от берега встал на якорь клипер «Абрек», а чуть позже подошел однотипный с ним «Всадник». Погода стояла на редкость тихая. От кораблей дружно отвалили четыре катера за командой «Алеута» и два вельбота с командирами «Абрека» и «Всадника». Они смело направились к берегу, не подозревая об опасности. Дело в том, что крутые придонные волны почти сливались с береговым прибоем. Один за другим катера и вельботы были выкинуты на берег, и «алеутцам» пришлось вытаскивать из воды незадачливых спасателей. К счастью, никто не погиб, лишь один командир, наглотавшись воды, почувствовал себя неважно.