День разогревался, расходился, небо от края до краяналивалось жарой — ах, как Марина любила июль! Нужно будет сходить в деревню икупить себе лукошко малины. Поставить на стол, заварить кофе, брать ягоды, поодной класть в рот и жмуриться от их прохладной сладости.

Тут она некстати вспомнила, как Федор Тучков смотрел на нее,покуда она таскала ягоды у Элеоноры Яковлевны, и так ей стало стыдно и вместе стем весело, что она засмеялась и взялась за щеки.

Потом она, конечно, сказала себе, что это неприлично, иприкрикнула на себя и даже притопнула ногой, но настроение стало отличным, какона ни старалась его себе испортить.

Тогда она достала сигарету и закурила, стараясь — непонятноперед кем — выглядеть строгой и неприступной. Наверху, над ней, вдруг что-тозагрохотало, как будто бабахнула балконная дверь, и все смолкло. Маринапосмотрела вверх.

Снова загрохотало, и Вероника прямо у нее над головой почтипрорыдала:

— Я не хочу ничего слушать!

Что-то невнятно ответили, Марина не разобрала, что именно.

— Я не буду слушать! Это моя жизнь, и я проживу ее как хочу!Как мне нужно!

Голос звучал так близко, что Марина отступила поглубже,почти к самой стене, опасаясь, что Вероника ее увидит.

Увидит и решит, что Марина Евгеньевна специальноподслушивает. Впрочем, она и вправду «специально» подслушивала, приказавхорошему воспитанию и порядочности заткнуться и не вмешиваться.

Дед Генрих Янович говорил из комнаты, негромко и, какпоказалось Марине, презрительно. «Сталинский ампир» строился на совесть —толстые глухие стены, высокие потолки, — подслушать, что происходит за стеной,невозможно. Марина слышала только Веронику, которая была на балконе.

— Ты не смеешь меня упрекать! Не смеешь! Послушай, что тызнаешь обо мне?! О моих… проблемах?! О моих делах?! Ты даже не знаешь, в какойпереплет я попала, а советы даешь! Какие-то идиотские бессмысленные советы!

Дед что-то глухо проговорил из-за стены.

— Нет, не буду! Потому что я во всем разберусь сама! Да,сама, и мне не нужна твоя благотворительность! Зачем ты издеваешься надо мной?!Что я сделала плохого, что вообще я всем вам сделала плохого?! Почему никто,никто меня не жалеет?!

Опять длинный ответ, из которого Марина не разобрала нислова, а ей так нужно было услышать, что именно говорит дед Генрих Янович. Онадаже приложила ухо к теплой белой стене в надежде, что хоть так сможетчто-нибудь разобрать.

Нет, ничего не слышно.

— Не смей так со мной говорить! Я не подзаборная девка!Попробуй только еще раз меня оскорбить, и я… я… — Тут Вероника так тяжело ибурно зарыдала, что Марина перепугалась, отлепилась от стены и сталазаглядывать наверх, вытягивая шею.

Очевидно, невидимый собеседник опять что-то сказал, ноВероника все рыдала, никак не могла остановиться.

«Господи, — думала Марина, — я должна ей помочь. Как же мнеей помочь? Подняться на один пролет, постучать в дверь и сказать, что я пришлаза солью или спичками?!»

— Ну хорошо, — вдруг отчетливо произнесла Вероника. Голос унее как будто вибрировал от напряжения. — Я сделаю так, как ты хочешь. Но знай,моя смерть будет на твоей совести. Только на твоей. Ты сможешь с этим жить?

Воцарилась тишина.

Марина замерла.

Наверху долго молчали, потом снова бабахнула дверь, и какбудто вернулись летние звуки, перепуганные Вероникиными рыданиями, — воробьинаявозня и бодрое чириканье, ленивый шелест листьев, отдаленные детские голоса.

Смерть? Какая еще смерть? Еще одна смерть?

Сигарета догорела до фильтра и погасла, испустив белыйдымок. В книжках про энергетические поля и потусторонний мир именно такизображались человеческие души — тоненькая струйка, устремляющаяся в небеса.

Что-то странное здесь творится, подумала Марина вчерашнимисловами Федора Тучкова. Что-то странное и, кажется, опасное.

Она должна немедленно его найти. Найти и рассказать проВеронику.

Осторожно и быстро, стараясь не топать, она вернулась вкомнату, захватила рюкзак и вышла в коридорчик, где были всего две двери.Номера «люкс» — для удобства гостей класса «люкс» — располагались по два наэтаже.

Марина сбежала по лестнице, на ходу улыбнуласьадминистраторше, которая проводила ее странным взглядом — должно быть, и до неедошло, что «отдыхающая из пятнадцатой» целовалась с кем-то в бассейне!

Четкая тень от угла дома лежала на чистом асфальте. Маринаперешагнула границу и подняла к солнцу нос. Как она любила июль!

Вчера произошли два странных события, связанных с Вероникой.Первое — девчонка очень волновалась и пристала к Марине как банный лист, чтобыта рассказала ей «про труп», и утащила ее на скамейку за елочки. Потом был ещеразговор непонятно с кем и непонятно о чем. Марина тогда подумала, что онаговорит про утопленника, а сегодня решила, что девчонку кто-то шантажирует.

Вполне возможно.

Кстати, сын Паша — еще неизвестно, кстати, сын ли это! —очень подходит на роль шантажиста. Вчера его не было, ночью Вероника тайно скем-то встречалась, а сегодня за завтраком он появился и ни разу ни с кем незаговорил!

На чем он приехал? Поезд приходит раз в неделю. Вчера был«непоездной день», это Марина знала точно. Значит, на машине? Откуда? Из Москвыза четыреста километров? Или из районного центра, до которого километров сорок?

На корте Федора Тучкова не оказалось. Одна площадка быласвободна, на второй пытались играть два неопытных юнца. Федору Тучкову они и вподметки не годились.

Утром произошло еще одно странное событие и тоже связанное сВероникой.

Она пришла на корт в мокрых кроссовках и зачем-то объявила,что пришла прямо из дома, очень торопилась, проспала и все такое.

Зачем она наврала? Кому какое дело, откуда она пришла?

Опять встреча с таинственным шантажистом? Выходит, шантажистшантажировал ее и вечером и утром.

Тучков Четвертый наверняка сказал бы — что-то слишком дохрена. Пардон, то есть слишком много, поправился бы он потом, вот бы как онсделал!

В бассейне его тоже не было — напрасно Марина старательнозаглядывала в стеклянные двери. Да! У него же «партия в бильярд» с Вероникинымдедом!

Марина повернула обратно и быстро пошла к главному зданию.