От того, чтобы заговорить об этом и попросить прощения за поведение на станции и свои прежние нехорошие мысли, удерживала уверенность: Гаранин в лучшем случае отмахнется, а то еще посмеется над глупостями, которые от безделья лезут мне в голову. Ему явно было плевать, что думал о нем гражданский персонал «Черного лебедя». И от этого стыд только усиливался.

С этими мыслями я в итоге и забылась рваным поверхностным сном. И сквозь сон – а может, во сне – почувствовала, как зашевелился полковник. Приподнялся на локте, ладонь другой руки скользнула по моему боку вверх, к плечу. Кончики пальцев едва ощутимо пригладили торчащие короткие прядки над ухом – осторожно, словно ежовые иголки. Потом совсем уже неуловимое прикосновение к виску – и постель слегка спружинила, когда Гаранин откатился в сторону, чтобы встать.

Сквозь сон я слышала – или, скорее, ощущала, потому что двигался начбез очень тихо – как мужчина ходит по комнате, как шумит за стеной вода. Потом, кажется, опять провалилась в глубокий сон, потому что момента ухода полковника не заметила.

Спросонья не сразу поняла, что потревожило меня в очередной раз. Но запоздало, по утихающей дрожи кровати, догадалась, что это был новый толчок землетрясения, и сна не осталось ни в одном глазу.

Пару мгновений полежала, настороженно прислушиваясь к миру, но так и не дождавшись изменений, решительно встала. Нужно подготовиться к уходу, а значит – запасти еду, собрать немногочисленные вещи, поудобнее упаковать гаранинскую броню. Сделаю-ка я это сразу. Вдруг ход, который пошел проверять Захар, окажется совсем коротким? Вряд ли, конечно, но ничто не мешает понадеяться на это и собраться заранее.

Я как раз успела умыться и надеть поверх местного платья свой частично отмытый халат, когда явился Тавий. Если его и озадачило количество затребованной еды и просьба принести посуду с крышками, то виду абориген не подал и исправно все выполнил, после чего вежливо оставил меня наедине с немногочисленным имуществом.

Время тянулось издевательски медленно. Оно здесь вообще не баловало стремительностью, но сегодня это особенно ощущалось.

Напряженная тишина ожидания в очередной раз лопнула от предсказуемого, но от этого не менее внезапного удара снизу. Со смешанным чувством ужаса и противоестественного облегчения – случилось то, чего я уже пару дней подспудно ждала и боялась – я поняла, что это землетрясение отличается от предыдущих.

Гора гудела, дрожала всем существом, и дрожь эта нарастала. Что-то внутри города нащупало резонансную частоту огромной конструкции и методично, словно целенаправленно, трясло ее, наращивая амплитуду, ожидая, когда не выдержат стены. Низкий, монотонный гул наполнял комнату, вяз на зубах, набивался в уши.

Я испуганно замерла на полу с импровизированным мешком, сооруженным из мужской рубашки – в рубаху оказалось очень удобно упаковывать броню.

Не знаю, сколько бы просидела так в тупом ожидании финала, но дверь распахнулась, и в комнату вбежал Нурий.

– Василиса, пойдем быстрее!

Он подал руку. Когда я не отреагировала, сам перехватил мою ладонь и потянул. Следом примчался Тавий, но неуверенно замер на пороге.

– Куда? А вещи?! – Я крепче вцепилась в мешок свободной рукой.

– Они не нужны, нет времени…

– Да вот же они! – возмутилась я, вырываясь из хватки блондина. Тот не стал удерживать, уставился на меня растерянно.

Не знаю, сколько бы мы препирались, но Тавий молча подхватил мешок, чем сразу реабилитировал себя в моих глазах.

– Что происходит?

– Гора сердится, – пояснил Нурий. – Сердце города. Надо уходить.

Аборигены выволокли меня в коридор, поспешили дальше. Я не сопротивлялась – подгонял тревожный, жуткий, явно скатывающийся до инфразвука гул.

– Но как же Захар, мой спутник?

– Зачем он тебе? – неприязненно спросил Нурий. – Бесполезный. Ашук.

– На себя посмотри! – всерьез обиделась я за Гаранина. – Где он?!

– Не знаю. Василиса, некогда! Нужно уходить, здесь нельзя оставаться! Потомство спасают, и если твой… Захар опять пошел туда, его тоже кто-нибудь подберет.

Говоря это, белобрысый уже закидывал меня на спину транспортного арения, на другого грузился Тавий с мешком.

Стоило Нурию запрыгнуть на сиденье, паук сорвался с места – гораздо быстрее, чем это происходило прежде. Поворот, подъем, поворот – и мы нырнули в наполнивший коридор вонючий, удушливый дым, от которого заслезились глаза. Я поспешила зажмуриться и прикрыть лицо подолом платья. Не знаю, как среди этого чада ориентировались арении со всадниками – я быстро перестала понимать, движемся мы или стоим, не говоря уже о направлении движения.

Обычная ткань плохо защищала от дыма, и я бы наверняка наглоталась его до серьезных последствий, но пауки быстро нырнули в другой проход. Здесь тоже оказалось сложно дышать, но уже от белого, густого, горячего пара. Под лапами пауков хлюпало. Туман зловеще и странно светился, преломляя и рассеивая желтоватые лучи.

Волосы мгновенно намокли и облепили лицо. Я сжалась, крепче вцепилась в сиденье – на всякий случай, это помогало хоть немного побороть чувство потерянности в пространстве.

Но куда сильнее собственного будущего – спасали меня, похоже, со знанием дела и наверняка должны были спасти – волновала судьба начбеза.

Почему и где он задержался? Просто не успел вовремя или что-то случилось? Куда вел найденный им тоннель? Прочь от города – или, наоборот, в середину? Ведь прятать что-то важное на виду – разумное и очевидное решение, и пресловутые диверсанты вполне могли скрываться там, в самом защищенном месте. Вдруг Гаранин в закрытой зоне и сейчас, во время эвакуации, его обнаружат? Или уже обнаружили? Или наоборот, не обнаружили и потому не вытащили? Или он вообще пострадал во время землетрясения?

Да, Гаранин опытный, он не растеряется в любой ситуации, у него больше шансов выжить, чем у любого из моих знакомых, но… Как же страшно. От монотонного гула и вязнущих в тумане отголосков далекого рокота стихии. От неизвестности, в которой исчез полковник и в которую нес меня арений. От ширящейся с каждой секундой дымной пропасти, которая отделяла меня от единственного человека на этой планете. От собственной неспособности помочь.

Страшно остаться один на один с этим безумным миром, но еще страшнее думать, что я буду жить, а Гаранин – глупо погибнет. Ведь даже лучшие профессионалы иногда ошибаются. Ворчливый, серьезный, очень порядочный мужчина с тяжелым взглядом исподлобья, рваным голосом и неожиданно живой, теплой улыбкой. Который за эти дни успел стать мне удивительно близким – другом ли, нет ли, но кем-то неожиданно родным.

Я неуживчива, упряма, тяжело схожусь с людьми и не терплю посторонних на своей территории. Я никогда не звала ни случайных, ни постоянных любовников к себе и даже просто гостей могла выдерживать очень недолго. А вот рядом с Гараниным было спокойно и уютно.