Мишель умел использовать все и каждую из слабостей противника и был особо эффективен в круговой защите и репостах. Габриель же был моложе и быстрее. Он отбил нападение и провел контратаку, попав в шлем Мишеля, который был зачетной зоной.

Фехтовальщики сражались, перемещаясь по дорожке туда и обратно, короткими осторожными атаками. Мишель набирал очки, Габриель изо всех сил старался за ним угнаться.

Под костюмом он вспотел. Между уколами оба фехтовальщика снимали шлемы – вытереть пот с лица.

Наконец Мишель набрал пятнадцать очков, и поединок закончился. Габриель снял шлем, пожал руку тренеру, потом – исполняющему обязанности рефери.

– Твои мысли где-то далеко, – заметил Мишель Габриелю по-французски.

Габриель поджал губы. Не было смысла это отрицать.

– Короткий перерыв – и повторим.

Мишель показал на ближайший ряд стульев и пошел разговаривать с другим фехтовальщиком.

Габриель послушно сел и приложился к бутылке с водой.

Джулия была для него солнцем и луной. И кто-то с ней обошелся несправедливо, доведя до слез.

Габриель вытер лицо полотенцем и положил руки на колени. Он не хотел ехать в Эдинбург один.

Заставить Сесилию передумать будет трудно, если вообще возможно, тем более что она, кажется, восприняла его, Габриеля, успех как приговор своей карьере. Габриель хотел бы, чтобы Джулия приняла ее вызов, вскрыла ее блеф. А Джулия хотела выждать и перегруппироваться.

Габриель был не из тех, кто склонен ждать. И никогда таким не был, даже после пережитого в крипте Св. Франциска. Нет, он был бойцом. И не хотел, черт побери, провести даже неделю вдали от жены и ребенка, не то что целый год. И уж точно не ради уязвленной гордости какой-то профессорши. Перед ним возник Мишель, слегка постучал ногой по его ноге:

– Пошли. И на этот раз сосредоточься – сегодня тебя победила бы моя бабушка. Она, кстати, умерла тридцать лет назад.

Габриель поднял голову и посмотрел на тренера таким взглядом, от которого вода могла бы замерзнуть. Мишелю это понравилось:

– Здравствуй, Габриель! Я все ждал, когда ты появишься.

Засмеявшись, Мишель подозвал рефери.

Габриель пошел к дорожке, пылая гневом.

Глава 30

Хеллоуин

31 октября 2012 года

Кембридж, Массачусетс

Телефон Джулии завибрировал текстовым сообщением.

Они с Габриелем ходили по соседям вместе с Клэр, играя в «Сласти или страсти», а Ребекка осталась дома – раздавать конфеты. Клэр, которой еще не было и двух месяцев, была одета тыквой. На нее надели комбинезон-пижаму под оранжевый жилет, на пижаме нарисовали глаза, нос и рот разрезной тыквы с фонарем. На голове у Клэр была оранжевая шапочка с пришитым стеблем.

Габриель нащелкал без счета фотографий упомянутой тыквы еще даже до выхода из дома.

Сперва он противился предложению взять с собой Клэр, чтобы выпрашивать сладости, мотивируя это ее нежным возрастом, но, когда Джулия одела девочку в костюм, переменил мнение. Счастливый отец гордо нес девочку на руках, представляя ее соседям, из коих некоторые отметили изобилие фламинго, появившихся в сентябре на газоне Эмерсонов. И последнего фламинго в темных очках, все еще стоящего на газоне перед домом, к смущению Габриеля и веселью Джулии.

Сообщение пришло такое:

ДЖУЛИ, КУДА ТЫ, К ЧЕРТЯМ, ДЕВАЛАСЬ?

Я ЗВОНИЛА ПО ГОРОДСКОМУ И НАРВАЛАСЬ НА АВТООТВЕТЧИК.

ТЫ НАРЯДИЛА КЛЭР НА ХЕЛЛОУИН? ХОЧУ ЭТО ВИДЕТЬ!

ЦЕЛУЮ, Р.

– Кто это? – с любопытством спросил Габриель, заглядывая на экран.

– Твоя сестра.

Джулия написала ответ по пути к очередному дому:

РЕЙЧ, ПРИВЕТ!

ПРОСТИ, ЧТО ТАК ВЫШЛО.

ИГРАЕМ В «СЛАСТИ ИЛИ СТРАСТИ».

ПОЗВОНИ МНЕ.

ЦЕЛУЮ, ДЖ.

– Последний раз я с ней общался как раз перед нашей поездкой в Шотландию.

Габриель поправил шапочку на Клэр, потому что стебель сбился на сторону. Девочка поглядела через его плечо, ища мать.

– Я ей написала, как вышло с Сесилией. Мы с ней никак друг другу дозвониться не можем.

Тут же у Джулии зазвонил телефон. Она чуть поотстала, пока Габриель понес Клэр к двери их соседки Лесли.

– Джули! Во что Клэр одета?

Голос прозвучал заинтересованно, жизнерадостно, и Джулия несколько успокоилась. В прошлый раз, когда они виделись, Рейчел была очень несчастлива.

– Одета тыквой. Мы много фотографий наснимали, я тебе их на почту скину.

Джулия увидела, как Лесли открывает дверь, приходит в восторг от вида Габриеля с младенцем, и перевела Рейчел на громкую связь, чтобы одновременно поснимать свое семейство.

– Отлично, – сказала Рейчел. – Послушай, ты меня прости, что не позвонила тебе, когда ты мне написала про историю с твоей руководительницей. Как ты сейчас?

Джулия тщательно обдумала свой ответ. Рассказала, что Габриеля выбрали сейджевским лектором, написала, что они разошлись во мнении по поводу того, как быть с Сесилией.

Рейчел пришла в ужас:

– Ты прости, но я бы не позволила этой женщине определять мое будущее. Аспиранты то и дело учатся за границей.

– К сожалению, если ты аспирант, ты на патронаже у своего руководителя. Если она от меня откажется, – а она может это сделать, не давая никому никаких объяснений, – то я влипла. У меня не будет руководителя, и это меня отбросит назад на месяцы, если не на целый год.

Рейчел выругалась вслух.

– А что говорит Кэтрин?

– Я ей не рассказывала.

– Не рассказывала? – практически выкрикнула Рейчел. – Ты спятила? Кэтрин – она же Чудо-Женщина в соответствующем возрасту костюме. Она все может исправить.

Джулия подавила желание засмеяться.

– Она в этом году в Оксфорде. И сделать ничего не может.

– Она вроде бы переходила в Гарвард?

– Только в следующем году.

– Тогда работай с ней, а не с Сесилией.

– Это не так просто. Пока она не переехала, я с ней работать не могу. И будет очень некрасиво выглядеть, если Сесилия откажется войти в диссертационную комиссию. Пойдут слухи.

– Но Кэтрин же – Чудо-Женщина. Зачем тебе работать с Черной Вдовой, если можно с Чудо-Женщиной?

– Я думала, черная вдова – это паук такой.

– Отстаешь от жизни, Джули. Черная Вдова – это супергерой из «Мстителей». Хочешь, я с ней поговорю?

Джулия издала странный булькающий звук.

– С Сесилией?

– Ага.

– Нет. Спасибо, но не надо тебе говорить с Сесилией. – Джулия смотрела на Габриеля, идущего к ней с Клэр на руках и с мешочком конфет. – Я надеюсь, что до следующего лета, когда мне надо будет утрясать дела с Эдинбургом, Сесилия еще передумает.

– Академическая эта среда – жуткая гребанина. Я было думала, что городская политика Филадельфии – пример дисфункциональности, но академия