– Ну, нет! – сказал старший брат, выслушав приказ.

Рустом много лет воевал бок о бок с Насрулло и против шурави, и против талибов и хорошо знал, как бы поступил в этой ситуации его командир.

– Я этих так не оставлю. Пусть с ними шайтан разбирается.

Душман разогнул усики, а затем, выдернув чеку с советской гранаты Ф-1, ногой распахнул дверцу помещения, накрывавшего яму, и, подождав несколько мгновений, показавшихся его младшему брату вечностью, бросил гранату вниз.

Рустом был опытным бойцом, он знал, что советская «лимонка» обычно взрывается через три-четыре секунды после срыва чеки, и не хотел, чтобы те, кто был в яме, успели отбросить гранату наверх. Его выдержка оправдала себя. Сухой стук «лимонки» об утоптанный глиняный пол ямы лишь на секунду предварил взрыв.

– А вот теперь пошли, – с удовлетворением сказал Рустом.

Но далеко уйти братьям не удалось. Их настигли пули, выпущенные из снайперского карабина Локиса. Десантники были уже в полсотне метров от входа в зиндан, они не успели предотвратить бросок гранаты, но Медведь, припав на колено, практически не целясь, выстрелил два раза. Он не позволил бандитам остаться безнаказанными.

Услышав взрыв гранаты и два последовавших за ним выстрела, Гулом поморщился – он не любил кровопролития, но решил не выговаривать Рустому, – кто его знает, как могло обернуться их противостояние. Он не стал дожидаться братьев, полагая, что те догонят. Ходжа – так называли тут всех ученых людей – приказал немедленно уходить из крепости. Колонна из двух автомобилей, окруженных автоматчиками, покинула крепость через южные ворота. Начинало светать.

Локис наклонился над темной ямой, откуда несло нестерпимым зловонием.

– Есть кто живой? – крикнул он вниз.

В ответ не раздалось ни звука.

– Игорь, посмотри, тут где-то должна быть лестница или канат, – обернулся Локис к Игорю. – Не исключено, там внизу кто-то из наших без сознания.

– Есть, Медведь, есть, – почти сразу же ответил Колодеев и бросил ему конец толстой конопляной веревки. – Я держу.

Локис спустился с помощью веревки по наклонной стене зиндана. Посветив себе фонариком, он обнаружил три окровавленных тела. Коля Игнатов неподвижно лежал, раскинув руки, с выпущенными из развороченного осколками живота кишками. Тимур Валиахметов лежал ничком на полковнике, видимо, за мгновение до взрыва успев прикрыть Волка.

Локис проверил пульс на шее у своих товарищей. И Тимур и Коля были мертвы, и лишь Волк глухо застонал, когда Володя стянул с него труп Валиахметова.

– Колодей! Волк живой! – крикнул вверх Локис. – Я сейчас его обвяжу, и ты его вытащишь. Только очень осторожно – он сильно изранен.

– А Тимка? А Генсек?

Медведь не ответил, и Игорь понял, что они мертвы.

Вдвоем они подняли полковника наверх. Он был без сознания и только иногда тихо стонал.

Небо на востоке уже было подкрашено бледно-лимонным светом солнца, поднимающегося за темно-синими горами.

Десантники быстро обработали многочисленные раны полковника и перебинтовали его.

Володя сделал две инъекции – антибиотика и обезболивающего в левое бедро лежавшего в беспамятстве командира. На правой ноге у него не было живого места, как, впрочем, и на спине, и на груди.

– Не жилец он, – меланхолично сказал Колодеев, наблюдая за манипуляциями Медведя.

– Не каркай, Колодей, под руку, – с раздражением ответил Локис. – Выживет Волк. Должен выжить. Посмотри лучше, что с джипом.

Колодеев был в их подразделении не только лучшим сапером, но и считался неплохим автомехаником. И это было действительно так. Автомобиль, который душманы, не смогли завести, ожил сразу после того, как Игорь открыл капот и немного покопался в сплетении разноцветных проводов. Торопясь уйти из крепости, душманы не сняли с джипа крупнокалиберный пулемет. В салоне машины лежали два цинка с патронами к пулемету и целый ящик гранат.

Колодеев подъехал к зиндану, и вместе с Локисом они устроили полковника на заднем сиденье.

Надо было спасать Волка. Надо было искать дорогу домой.

Последний раз за день слепой муэдзин с минарета в кишлаке Бахоршох призвал правоверных на пятую – ночную молитву. Тьма сгущалась над кишлаком, жители которого уже отошли ко сну, нигде не светилось ни одного огонька. И только в лагере ISAF одиноко желтели в ночи окошки нескольких трейлеров.

– Есть связь? – в который раз спрашивал у радиста уорент-офицер[8]первого класса полковой сержант-майор Болдуин, оставшийся в лагере за старшего. Солдат оторвал глаза от шкалы настройки, поправил указательным пальцем очки и отрицательно покачал головой.

– Нет, сэр! Группа майора Рэдманса не отвечает. Как в воду канули.

– А что сержант Уоллас?

– И его теперь не слышно. Если бы мы были в более цивилизованном месте, а не в этой богом забытой дыре, можно было бы предположить, что работает глушилка.

– Что за чушь!

– Я тоже так думаю, – сказал радист, виновато пожимая плечами.

– Что могло произойти? Ведь они должны были вернуться засветло.

Радист не стал лезть со своими предположениями, потому что, несмотря на вопросительную интонацию, сержант явно спрашивал у самого себя.

Впрочем, ответ вертелся на языке у обоих. Произошло нечто неожиданное и, скорее всего, неприятное. Скорее всего, отряд нарвался на партизан Талибана. Провинция Герат считалась среди военных ISAF мирной, здесь был почти курорт по сравнению с пуштунским юго-востоком страны, где почти каждый день Международные силы содействия безопасности в Афганистане несли потери, и, случалось, весьма серьезные. Здешнее население, а это были в основном таджики, не поддерживало талибов, командирами у которых были исключительно пуштуны. Однако и тут не стоило бы расслабляться, а вот майор Рэдманс расслабился и, судя по всему, допустил оплошность. Здесь никому нельзя верить, а он повелся на россказни этого афганского юнца. Одной плантацией больше, одной меньше – они все равно будут выращивать мак, который дает здесь урожай три раза в год.

Сержант-майор гнал от себя дурные мысли, зная по жизненному опыту, что нехорошие предчувствия имеют обыкновение сбываться, но ничего не мог с собой поделать.

– Ну что? – опять спросил он у радиста.

– Все то же, сэр. Глухо.

– Ладно. Можешь отдохнуть. Я пойду проверю часовых. Только закрой окно, а то его за километр видно.

– Слушаюсь, сэр.

Уорент-офицер Болдуин вышел из трейлера и сразу поежился. Что за дурацкий климат? Днем жарко, а ночью хоть бараний тулуп на себя напяливай. Но куда подевался часовой? Неужели присел где-нибудь и задремал? Если так, он пожалеет, что на свет появился. Глаза привыкли к темноте и даже стали различать очертания соседних трейлеров, но фигуры часового не было видно.