– Определенно, это нетипично. Но если это на самом деле лучшее, что вы можете сделать… — Она поджала губы. Можно было не добавлять, что ничего подобного просто не могло случиться у лорда Файрбурна.

– Так, теперь другой вопрос, мистер Файн, — суровым тоном произнесла няня Харрис. — Я объясню вам свои требования. Крайне важно, чтобы все они соблюдались. Есть определенное время для сна, для приема пищи…

– Великолепно, — одобрительно перебил Хьюго, еще добавляя шарма. Он пока не побежден, вообще ей еще далеко до победы. — Нас всех тут давно пора дисциплинировать.

Няня Харрис нахмурилась.

– Мистер Файн, я имела в виду миссис Файн и ребенка. Я не собираюсь следить ни за кем другим из вашей семьи.

Няня Харрис с большой скоростью прикрепила по всем стенам детской бумажки с указанием распорядка дня. У Хьюго аж голова закружилась, когда он на них смотрел. Предполагалось, что его сын будет просыпаться ровно в 6:45, после этого его искупают, оденут, потом Аманда накормит его завтраком, затем ребенок будет два часа играть, после чего вернется в постель на сорок пять минут. В следующий раз его будут кормить в 10:30, после чего его ждут разнообразные формы деятельности до послеобеденного сна. Учитывая такое количество обязанностей, Хьюго показалось странным, что ребенку не предоставляется личный помощник. Возможно, и неплохо, что он до сих пор находится в «Кавендише» вместе с матерью. Учитывая график, который его ждет по выписке, ему требуется отдохнуть. Столько, сколько удастся.

* * *

Элис не хотела покидать «Кавендиш», как и Аманда. Ей очень нравилось находиться в тепле и комфорте, в настоящей кровати, а не спать на полу, пить из нормальных стаканов и есть из фарфоровых тарелок. Она не осознавала, насколько ей всего этого не хватало. Но она сдерживалась и не признавалась в этом Джейку. Ему наверняка не понравится такое потакание своим желаниям, и у него для этого есть основания.

Она сама с большим удовольствием воспользовалась бы еще несколькими днями роскошного отдыха. Но Джейку в «Кавендише» совершенно не нравилось, и он был нацелен отвезти ее домой. Он ясно дал понять, что роддом противоречит его принципам.

Вернувшись в «Старый морг», Элис пыталась не обращать внимания на контраст. Или на кучи хлама в кухне, результаты последних «спасательных операций» Джейка. Она отчаянно старалась сдерживаться, когда открыла ящик со своим нижним бельем и увидела, как оттуда вылетели плодовые мушки, беженцы от пищевых отходов, которые так и не желали есть черви.

Вместо этого она сконцентрировалась на позитивном. Например, Джейк сделал пеленальный столик из ящиков, в которых поставляют бутылки с молоком. Стоило Элис подумать, что он немного неустойчив и низковат, как она тут же спрашивала себя, сколько еще отцов потрудятся сделать нечто подобное для своего первенца. Было трудно придумать более трогательное выражение отцовской любви, конечно, соединенное с беспокойством за судьбу планеты.

— Самый безопасный для окружающей среды на планете. — Джейк улыбался, торжественно представляя столик. Тогда он сбросил с него полотенце и продемонстрировал свой шедевр. — Внутри матрасик набит коноплей. Весь этот пеленальный столик — чудо мысли и сохранения окружающей среды!

Еще одним таким чудом оказался гамак, в котором спала Роза, созданный в стиле американских индейцев. Его Джейк сделал из мешков, веревок и старых столбиков, на которые крепились веревки для белья. Джейк обнаружил их в саду. Элис тайно беспокоилась, что это слабая конструкция, но держала свое беспокойство при себе.

Несмотря на такое оснащение, которое должно бы, казалось, успокоить совесть, Роза спала плохо. Каждую ночь Элис лежала в темноте и прислушивалась к ее тихим попискиваниям перед тем, как девочка в конце концов издавала громогласный рев, который не могла выдержать ни одна нервная система. Элис с трудом вставала с постели и морщилась от боли. Шрам после кесарева сечения еще до сих пор не зажил.

– Все в порядке? — сонно спросил Джейк, когда этой ночью Элис, как обычно, пересекла спальню к гамаку.

– Отлично. Ей нужно поменять подгузник.

Элис прижала дочь к груди и отнесла в ванную, где осторожно положила на столик из нашедших новое применение молочных ящиков.

Элис распеленала дочь и вынула подгузник. Как раз в эту минуту в дверях появился Джейк.

– Посмотри за ней, пока я это застираю, — попросила Элис.

Она без вопросов согласилась с предложением Джейка использовать махровые подгузники вместо одноразовых. Понятно, что любой другой вариант был бы эгоистичным потаканием собственным желаниям. Махровые подгузники требовали кропотливой ручной работы, добавляли сложностей и требовали трех довольно неприятных ведер (то есть нашедших новое применение крупных упаковок из-под маргарина, в которых его поставляют в точки общепита). Эти три ведра постоянно стояли в кухне. Но они, по крайней мере, не пополняли гору отходов, а подгузники во всей Великобритании составляют четыре процента от всех отходов.

Эти статистические данные Элис могла бы повторять как мантру и повторяла в эти минуты, когда холодная вода из туалета струилась по ее покрасневшим рукам, и наблюдала, как зеленые испарения поднимаются от влажного сероватого материала, который она держала в руках. Иногда, как в этот раз, требовалось спускать воду более двух раз, и приходилось долго ждать, пока бак снова заполнится. Но вот Элис вручила Джейку частично чистый подгузник, чтобы добавить к ведру, в котором они замачивались внизу, и начала неблагодарное дело надевания чистого на все еще кричащего младенца.

Несмотря на чистый и сухой подгузник, Роза кричала сильнее и более настойчиво, чем когда-либо. Было ясно, что что-то не так.

– Мне кажется, она проголодалась, — догадалась Элис. — Я снесу ее вниз и покормлю. Ш-ш-ш, дорогая, — прошептала она, уткнувшись в теплую головку ребенка.

– Я спущусь с тобой, — предложил Джейк.

– На самом деле это не требуется. Нет смысла нам обоим не спать. Тебе лучше вернуться в постель.

– Нет, тоже пойду. Я заварю тебе чашечку чая.

Элис улыбнулась ему. Разве где-то есть еще такой же заботливый молодой отец?

Внизу Джейк довел Элис до кресла, сделанного из ящиков из-под апельсинов. Она осторожно опустилась в него и попыталась приложить ребенка к груди.

— Сосет? — крикнул Джейк из кухни. Сердце Элис наполнилось любовью к мужу. «Есть ли еще такие заботливые отцы?» — снова подумала она.

— Да, — мягко ответила она, стараясь, чтобы в голосе не звучала боль.

Главным было то, что Роза прекратила плакать, хотя у Элис страшно разболелась грудь. Иногда ей казалось, что деторождение — по крайней мере, то, что происходит сразу же после него, — это постоянная смена одного неприятного опыта на другой.

— Черт побери, у нас закончилось молоко, — пробормотал Джейк себе под нос, и Элис это услышала.

Она посмотрела на Розу в надежде, что с ней самой не случилось того же самого. Это была проблема с кормлением грудью: невозможно сказать точно. Даже после того как Роза часами сосала грудь, или, по крайней мере, это время казалось часами, девочка часто проводила остаток ночи в криках, очевидно голодная. Элис очень надеялась, что сегодня ночью все будет по-другому.