Шрифт:
Интервал:
Закладка:
380. Если бы нам еженощно снилось одно и то же, оно трогало бы нас ничуть не меньше, чем ежедневная явь. Если бы какой-нибудь ремесленник твердо знал, что каждую ночь, двенадцать часов сряду, будет грезить, что стал королем, думаю, он был бы почти так же счастлив, как король, которому каждую ночь, двенадцать часов сряду, снилось бы, что он стал ремесленником.
Если бы нам еженощно снилось, что за нами гонятся враги, и нас терзали бы эти мучительные видения, если бы чудилось, что целые дни с утра до вечера чем-то заняты, как оно бывает во время путешествий, мы тяготились бы этим немногим меньше, нежели наяву, и точно так же боялись бы уснуть, как боимся проснуться, когда нам и впрямь грозят подобные беды. Да, такие сны и впрямь не лучше такой яви.
Но сны не похожи один на другой, а если и похожи, то все-таки чем-то разнятся, поэтому и действуют на нас не так сильно, как явь, более устойчивая и неизменная, хотя и она не совсем устойчива и тоже меняется, но не так быстро, разве что во время путешествий, и тогда мы говорим: “Мне кажется, я грежу”, — ибо жизнь есть сон, лишь менее отрывистый.
381. Здравый смысл. — Они принуждены повторять: “Вы ведете себя недобросовестно, мы и не думаем спать!” и т. д. До чего же мне приятно видеть, как унижен, как просит пощады этот спесивый разум! Ибо кто уверен в своем праве, кто отстаивает его с оружием в руках, тот не станет так говорить. Он не тратит времени на разглагольствования о недобросовестности, а сразу карает ее силой оружия.
382. Возможно, в мире существуют какие-то явления, которые можно считать прямыми доказательствами, но никакой определенности в этом вопросе нет. Таким образом, ясно только одно: никто не может с определенностью утверждать — к вящей славе пирроников, — что все в этом мире неопределенно.
383. Против пирронизма. — ...Ну, не удивительно ли, что, стараясь точно определить подобные явления, мы их только запутываем! Говорим же мы о них постоянно. Мы убеждены, что все понимают их совершенно одинаково, — и глубоко заблуждаемся, потому что не располагаем никакими доказательствами. Я отлично знаю, что в сходных случаях люди употребляют сходные слова и что два человека, на чьих глазах переместился какой-нибудь предмет, скажут потом об одном и том же предмете одни и те же слова, — то есть что он переместился; вот на основании сходства употребляемых людьми слов и делается неотразимый вывод о сходстве людских представлений; разумеется, его никак нельзя считать безусловно доказанным, но и полностью отвергнуть тоже нельзя, поскольку всем известно, что даже из взаимоисключающих посылок люди нередко делают одинаковые выводы.
Сказанного довольно, чтобы сильно запутать вопрос: это, конечно, не значит, что гаснет тот данный нам от рождения свет, который и помогает найти правильный путь; тут в выигрыше академики, но все же ясность подергивается туманом, смущая академиков и к вящей славе той клики пирроников, которая существует за счет подобной двойственности и некоторой сомнительной туманности, при том, что наши сомнения не способны полностью затмить ясность, а дарованный нам от рождения свет — полностью разогнать мрак.
384. В пирронизме есть истина. Ибо до пришествия Иисуса Христа люди вообще не понимали, какое место занимают в мире, велики они или малы. И утверждавшие то или иное положение тоже ровным счетом ничего не знали, строили догадки на песке и заблуждались даже тогда, когда одно из противоречащих друг другу утверждений считали ошибочным.
Quod ergo ignorantes quaeritis, religio annuntiat vobis[59].
385. Боже мой! Ну до чего дурацкие рассуждения! “Разве Бог стал бы создавать мир, чтобы предать его потом проклятию? Так много спрашивать с людей, до того слабых?” и т. д. Лекарство от этой болезни — пирронизм, он исцеляет от подобного суесловия.
386. “Пирроник” вместо “упрямец”.
387. Разговоры. — Громкие слова: “Ну, веру в Бога я не приемлю!”
Разговоры: “Пирронизм идет на пользу вере”.
388. Никто до тех пор не ведал, какое превосходное творение являет собой человек. Постигшие истинность превосходных его свойств считали предательством и неблагодарностью низкое мнение о себе, соприродное человеку, а другие, постигшие истинность низменных его свойств, считали смехотворной гордыней то высокое мнение о себе, которое тоже ему соприродно.
“Возденьте очи свои ко Всевышнему, — говорят одни, — сравните себя с Тем, Кому вы подобны, Кто создал вас, дабы вы Ему поклонялись. Вы можете уподобиться Господу, мудрость уравняет вас с Ним, если пойдете по пути, Им указанному”. “Выше поднимите голову, свободные люди”,— говорит Эпиктет. А вот что говорят другие: “Опустите очи долу, о жалкие черви, и поглядите на животных, от которых вы ничем не отличаетесь”.
Что же станется с человеком? Кому уподобится он — Богу или животным? Какое чудовищное различие! Что с нами станется? И разве это не говорит с полной ясностью, что человек заблудился, что пал с того места, которое некогда занимал, что беспокойно ищет его и уже не может найти? И кто укажет ему, где оно? Это оказалось не под силу величайшим из людей.
389. У них — у пирроников, стоиков, атеистов — все исходные положения правильны. Но выводы у всех ошибочны, потому что правильными оказываются взаимоисключающие положения.
390. Философы. — Нас распирают желания, влекущие ко всему внешнему.
Некое тайное чувство нашептывает нам, что в самих себе мы счастья не обретем. Страсти толкают нас уйти из внутреннего мира в мир внешний, даже когда там нет для них никакой особенной приманки. Предметы этого мира всегда притягивают нас, соблазняют, даже когда мы о них не думаем. Поэтому сколько бы философы ни твердили: “Замкнись в себе и обретешь счастье”, — им верят лишь те люди, у которых пусто и в голове, и в сердце.
391. Стоики твердят: “Замкнись в себе и обретешь покой”. Но это заблуждение.
Другие твердят: “Уйди от себя во внешний мир, ищи счастья в развлечениях”. Но и это не меньшее заблуждение. Людей подстерегают недуги.
Счастья мы не найдем ни внутри, ни вне нас, счастье — в Боге, и вне, и внутри нас.
392. Философы не старались взрастить в людях