Она вскинулась, иссушенные руки протянулись вперед, выискивая нечто незримое.

– Я помню это… Как тогда неправы были Старшие… Я тогда поцапалась с этим полудурком Эн-лилем… Как же никто этого не понял? Ведь, так просто! Кто-то должен был остановиться первым… Должен был… отложить меч и подставить другую щеку – так, да? Или нет?

Она моргнула слезившимися глазами.

– За ним шли многие… Из лулу, из младших… и из нас. Я сама омыла ему ноги… И…

Она умолкла, воспоминания туманили старые глаза, заставляли прерываться речь. Потом взмахнула головой, будто отгоняя наваждение, переключая нечто в глубине себя же.

– Где же они прятали установку? В этой разрушенной Парванакре? Не понимаю…

Инанна перевела взгляд на замерших людей.

– Маленькие, заигравшиеся дети, – потрескавшиеся губы разошлись в улыбке, обнажив черные заостренные зубы. В уголках глаз старухи застыли капельки слез. – Как я могу наказать тех, за кого просил нас… меня… он?

Их выпустили. Выставили из храма… живых и большей частью невредимых. Да еще и с оружием в руках. Косте и Сомохову разрешили забрать все, что они перебросили из будущего: сумки, свертки, бряцающие железом рюкзаки. Лишь лошади бесследно растворились в глубинах подземных туннелей. Грузные магалаши вынесли парализованных товарищей, счастливчиков, избежавших пасти Большого Хо. Безумная богиня мимоходом бросила фразу, что оцепенение крестоносцев пройдет, лишь только они пересекут границу долины. И добавила, что следующих смертных, идущих к ней с оружием, она не будет миловать. Сомохов попробовал договориться о том, чтобы их допустили до установки, но понял, что рискует перегнуть палку. Милости хозяйки окрестных земель не могут длиться вечно.

Гагиинары, молчаливые в своей неутоленной мести, выполнили приказ. Всех оставшихся в живых крестоносцев отволокли за мост. Рядом в большую кучу покидали оружие. После чего башня, закрывающая выход в долину, ощерилась копьями и стрелами. Будто бы по ту сторону готовилось к штурму войско, а не ползали по земле вялые, спотыкающиеся на каждом шагу, иноземцы. Чтобы ни у кого не осталось сомнений, в землю у края моста воткнулись две стрелы. Как последнее предупреждение.

Двадцать девять трясущих головами, шатающихся христовых воинов, трое нукеров ибн-Саббаха с ошалелыми глазами, сам мятежник, неуверенно охлопывающий себя по бокам, и пятеро выходцев из других времен. На всех – две телеги, загруженные сумками с оружием и книгами. Мулы, тащившие повозки, лежат в груде собственных внутренностей…Около телег развалилась груда затупленных мечей и переломанных копий – последняя месть скрипящих зубами карлов. Хорошо, что боевых лошадей, непригодных для крутых горных троп, оставили в лагере. Гагиинары и их бы пустили под нож.

Здесь не было Горового, признанного лидера отряда. Фламандца Венегора, должного занять эту роль в его отсутствие, скормили рептилии в числе первых. Костя попробовал взять на себя роль вожака, но его голос остался неуслышанным. Для остальных выживших оруженосец явно не тянул на командира, благо многие из тех, кто, пошатываясь, оправлял одежду, щеголяли золотыми рыцарскими бляхами на наборных поясах. Им и выбирать промеж себя будущего главу.

Наконец в круг собрались все четверо выживших рыцарей. Сунувшихся к ним Сомохова и Костю просто оттерли.

Пять минут угрюмого бурчания, и совещание закончилось. Из круга благородных вышел молодой француз, боец погибшего Рональда Бозэ, барона де Виля. Звали его Аурелиен де как-то-там.

Невысокий, широкоплечий, с красным обветренным лицом франк больше походил на крестьянина, если бы не уверенный злой прищур человека, на счету которого десятки чужих смертей. Первое, что сделал новый вожак, осадил тех, кто помог им выбраться.

– Вы сражались рядом с нами, вы помогли нам выбраться из логова чернокнижников, – размеренно начал француз.

Сгрудившиеся за его спиной воины загудели. И в тоне этого звукового сопровождения, Костя и Захар с удивлением заметили угрозу.

Француз продолжил:

– Но нас всех сюда привел оборотень, а, значит, дело, что мы делали, неверно и зло! И не должно идти на пользу матери церкви.

Недовольный гул перерос в злобные выкрики и угрозы.

Это было неожиданно. Сомохов удивленно моргал на давешних собратьев по оружию. Тоболь угрюмо теребил перевязь автомата, не решаясь хвататься за цевье в паре метров от сжимающих обломки копий крестоносцев.

Пока большая часть вояк еще держалась за головы и растирала руки, Костя успел облачиться в прихваченные из будущего доспехи. Теперь он жалел, что не заставил сделать того же остальных (Тоболю подошел бы комплект Горового). Христовы воины явно озлобились.

– Я не понимаю, о чем вы говорите? – Улугбек Карлович удивленно переводил взгляд с одного знакомого лица на другое. – Мы вместе с вами идем от Константинополя. Сражались плечом к плечу…

Нукеры ибн-Саббаха начали пятится назад, прикрывая господина. Из десятка мятежников, лишь трое остались в живых, но каждый из них готовился умереть за вождя. А тот широко и глумливо ухмылялся, положив ладонь на рукоятку сабли.

За спиной что-то залепетала Кати, но Наталья Алексеевна тут же увлекла ее за груду сумок. Умная женщина поняла, что в начинающейся сваре они могут только помешать.

– За что вы на нас так? – Сомохов попробовал обратиться к кучке "старожилов", кого знал больше других.

Но даже те, кто шел с ними от берегов Босфора, не скрывали неприязни. Ответом был злой рык и еще редкие, но все более громкие слова угроз.

– Рыцарь Тимо, приведший нас сюда, командовавший нами, на глазах рыцаря Ульриха из Меца и его оруженосца Раме превращался в одного из дьяволов этого срамного капища! Затем тоже сделал рыцарь Венегор, его правая рука и помощник, – француз уже обвинял. – А то, что вы не убили тварей, так значит, вы тоже… Из этих…

Он схватился за рукоятку меча.

– Тоже одни из порождений дьявола!

Шелест вынимаемых мечей был фоном к этим словам.

Тоболь, уже не скрываясь, вскинул АК. Костя прикрыл женщин, попрекая себя за то, что не успел достать второй калаш.

Улугбек же молча расстегнул ворот рубашки и достал крест. Он показал его всем, затем поцеловал, перекрестился и зажал крест в ладони.

– А слышали ли те, кто обвиняют нас, что говорили мы и те, кто принял обличья НАШИХ друзей? Слышали?!

Француз сплюнул под ноги ученому, но дальше не двинулся. Ждал.

– Слышали?!

– Ты лучше нас знаешь, колдун, что слуха мы все были лишены! Двигаться не могли! Зато видели, все видели!! – крикнул рябой Раме, тот самый оруженосец, донесший до остальных информацию о русичах.

Его господин, провалявшийся все время у входа у зал с гаком, лишь кивнул головой, подтверждая слова обвинения.