Костя только сейчас заметил, что в углу комнаты валяется большая спортивная сумка. Именно в ней московский предприниматель привез обещанные калаши перед их возвращением в прошлое.

– Ты то, как сюда попал?

Игорь засунул за пояс саблю, шустро отсоединил магазин, проверил, сколько патронов осталось.

– Как, как… Нашел распечатку из банка. Ну не так, чтобы нашел… Присматривал я за вами, чтобы не натворили чего… Короче, надыбал бумажку, а там куча мелких платежей и перевод на приличный лавандос. Узнал за что – за бывшую пусковую шахту где-то в пепенях. Сложил хрен к носу и смекнул, что вся эта кутерьма неспроста. А когда ты, Костя, меня к этому райончику подвезти попросил, тут даже последний дебил бы допер, что все это – явно не совпадение.

Он сжал губы и пнул тело мертвого гагиинара.

– Только не знал я, в какое дерьмо лезу. Хотя…

Тоболь сплюнул.

– Если уж хотел приключений, то отгреб по самые – это да… – и добавил. – Блин… как курить хочется!

Девчушка и парень оказались канадцами. Паренька звали Торвал, ее – Кати.

Торвал умирал.

Большой Хо своими клыками вспорол ему ногу от колена до пояса. Разрыв получился глубокий – до кости. Парень потерял уйму крови. Осунувшийся, бледный, он лежал на руках сестры, в бреду называл ее то мамой, то бабушкой и просил пить.

Воды не было. Разве что грязная жижа из озерка рептилии.

Края рваной раны сочились кровью даже через тугую повязку бинтов.

– Он не выжил бы и минуты. Видимо, после установки и, правда, силы регенерации увеличиваются, – Сомохов сидел рядом с Костей, изредка бросая взгляды назад, где Наталья Алексеевна и Кати хлопотали около умирающего.

Троица русичей охраняла выход.

За часы ожидания гаги дважды пробовали застать их врасплох. Обе попытки твари провалили. Убийственный огонь АК устлал коридор хрипящей и стонущей грудой изрешеченного мяса.

Стороны явно пришли к пату. Идти на прорыв с раненым было невозможно, подобраться к забаррикадировавшимся захватчикам также не получалось.

Малышев вздохнул. Один автомат, да к тому рожок последний.

У Тоболя еще ТТ за поясом, но этого явно мало. Ждать помощи извне им неоткуда, парализованные крестоносцы возвращаться в строй не собираются. Итого – позиция аховая. Но для противника она еще и темная. Патроны они сосчитать не могут, а с пробивной силой огнестрела уже ознакомились. Трупы не успевали оттаскивать.

Улугбек присел к пленному негру. Пробует разговорить.

Этот чернокожий – их единственный пленник и, пожалуй, вполне приличный заложник. Только торговаться за его шею пока не с кем. Коротышки на переговоры не идут – все больше норовят копьем или топориком заехать. Разок даже на некий тактический прием пошли. Поставили щиты в ряд на тележку, сами за ней скукожились. Толкали и думали, что за досками укроются от пуль, пробивающих бетонные плиты. Подпустили их поближе и разнесли все в щепы.

Эх… Будь здесь кто из цивилизованных хозяев данного сооружения. Карлы их за богов считают, с каждым словом не просто считаются – за приказ принимают. Им бы втолковать о договоре с Ану, старикашкой этим ушлым.

Костя попробовал заточку меча, недовольно хмыкнул. Сюда бы их оружие, что из своего времени принесли. Доспехи из легированной стали со вставками титана, мечи, за каждый из которых выложено по подержанному джипу, да сумку с огнестрельными игрушками. Да что там сумку – еще один калаш с пятком магазинов! Знать бы где упасть, подстелили бы соломки.

Костя придирчиво осмотрел трофейные секиры, выбрал помассивней, положил у входа. На меч надежды мало – слишком железо тонкое да и качество не самое лучшее – лопнет, останешься с обрубком в руке. С таким вооружением, чем больше острого железа под рукой, тем лучше.

Захрипел и задергался канадец. Сестра его замерла, выпучив глаза, запричитала мама. А паренек выгнулся в приступе кашля, ухватился за подложенный под голову сверток с одеждами.

– Пить!

Очнувшись, сестра протянула ему баклажку с водой, найденную на поясе одного из крестоносцев. Когда горлышко фляги коснулось губ, канадец замер, попробовал рукой нашарить в воздухе такую желанную вещь и… умер. Ушел на выдохе, легко. Как провалился в сон.

Сестра тыкала флягой в полуоткрытый рот, мать зажимала рвущийся наружу крик, Костя и Игорь отвернулись.

Бормотание канадки за спиной сменилось неуверенным вскриком, сразу же перешедшим в утробный вой.

Малышев вздохнул и шагнул ближе к проходу. Неприятности на этом точно не закончатся.

Катрин смотрела на тело брата, смотрела и не верила тому, что видела. Вот Торвал, такой умный, уверенный в себе, спортивный. Это он, ее братик. И уже не он…

Девушка схватилась за голову. Что же делать?! Как? Почему?

Лицо близкого человека манило, требовало внимания к себе. Пожилая леди, невесть как попавшая сюда, закрыла глаза на посеревшем лице. Кати выдохнула воздух и заголосила. Тонко, по-бабьи, без переливов и интонаций, из нее лился животный крик на одной ноте чуть ниже ультразвука.

Мужчины с мечами и здоровяк коммандос отстранились, но девушка этого даже не заметила.

Как? КАК?!!!

Как так получилось, что ее брат лежит, лежит бездыханный и неподвижный?! Он не мог так поступить! Не мог! Она без него ничего не сможет! Как же так?! Как?!

Кати помнила события прошедшего дня урывками, осколками разбитого сна.

Вот блеск, полыхнувший в глаза, когда она схватилась за волшебную палочку этих нелюдей. Ее трясет, выворачивает. Голову бьет короткая вспышка забытья, обморока…Она очнулась посреди комнаты с оборудованием: та же статуя, подставка, жезлик. Но совершенно в другом месте. Сбоку компьютер на подставке, тусклая лампочка на низком потолке. Пасмурные темные цвета комнаты давили, создавали ощущение камеры или тюрьмы.

Тогда она здорово разволновалась, кричала, хваталась за все подряд. Бросила жезликом в стену… И удивилась уже знакомому сиянию, залившему ее сознание.

Когда вместо камеры она оказалась в пещере (или как это место назвать?) и увидела тела карликов, то даже обрадовалась. Тут должен был остаться Торвал.

И вот он! Лежит на ее руках, осунувшийся, мертвый. Его кровь залила все вокруг, его глаза не видят, рот не отвечает.

Волны ужаса и бессилия, непривычная безысходность сдавливали грудь, мешали дышать.

Кати выла, ее крик заполнял комнату, заливая все вокруг. Сдвигались стены, опускался потолок. Странное жуткое это место сгребало под себя хрупкую фигурку, лишало ее способности к осмыслению, понятию происходящего. А когда боль отступала, приходило сковывающее отупление. И выход оставался один – крик!