– Чушь. У нас на одежду журналиста попросту закрывают глаза.

– Это Зацепин пока закрывает глаза на твой потрепанный вид. Надеется, наверное, что сама додумаешься, что пора уже и за ум браться. Ты же не ходила так на свою прежнюю работу.

– Журналисту лучше не привлекать к себе особого внимания. Иначе он ничего не добьется от своего собеседника.

– И все же белая блуза и классические брюки на тебе смотрелись бы гораздо аккуратнее и эффектнее, чем майка и рваные джинсы. А еще я считаю, что любой журналист обязан иметь в своем гардеробе одежду разного назначения: коктейльное платье, классический костюм, нарядные туфли. Мало ли с кем ему придется вести беседу. Это как твои рабочие принадлежности вроде блокнота, ручки, диктофона или фотоаппа- рата.

– А я считаю, что привлекать внимание гардеробом к своей особе позволительно лишь избранным и только по особым случаям. Но уж никак не рядовому репортеру, коим я и являюсь. И закончим на этом нашу дискуссию. К тому же у меня к тебе очень серьезный вопрос. У нас есть деньги? Я имею в виду, на счетах в банках?

– Не знаю. Нужно посмотреть в документах отца. Я трачу со своей пластиковой карты, которую еще он мне пополнил. Пока хватает. Но лучше заранее проверить, чем мы с тобой обладаем. Я даже к нотариусу не ходила. Сил нет говорить с ним о гибели отца. А на твоей карте деньги есть?

– Пока есть, но уже заканчиваются.

Мать накрыла на стол и села напротив. Пока ели, молчали. Разлив по чашкам чай, мать помялась, но все же спросила:

– Асенька, а ты не хочешь сходить в театр?.. Зацепин нас с тобой приглашает. Может, согласимся, развеемся?

– Разве театральный сезон уже начался? Да и повода развлекаться у нас пока нет. К тому же он приглашает тебя, а не нас. Я же как довесок. Буду только мешать. Поэтому мне лучше посидеть дома. А ты иди, веселись.

– Зачем ты так? Ты же знаешь, что, кроме отца, мне никто не нужен. Ни был, ни есть, ни будет.

– Откуда мне знать? Чужая душа – потемки.

– Я для тебя не чужая душа. А та, которая никогда не предаст и любить будет, как никто другой.

– А ты в курсе, что преданность и предательство – от одного корня? Предать можно и походя… Скажи, а тебе отец изменял когда-нибудь?

Ася наблюдала, как матушка сначала побледнела, затем ее лицо покрылось красными пятнами. Казалось, еще немного, и она взорвется благородным негодованием, а в Асю больно вонзятся осколки презрения за столь возмутительные подозрения в адрес непорочного и обожаемого ими обеими человека.

Матушка облизнула пересохшие губы и попыталась вымолвить хоть слово, но из глаз ее хлынули слезы, которые сдержать она уже не могла. Пока Ася с изумлением смотрела на мать, та, достав из кармана платок, торопливо принялась вытирать покрасневшие глаза. Наверняка она сейчас вскочит и убежит в свою комнату от обиды, нанесенной Асей. Но матушка не тронулась с места, словно что-то ее удерживало.

– Мне бы очень хотелось опровергнуть твои бестактные и жестокие для меня догадки, – произнесла она тихим охрипшим голосом. – Но я вынуждена признать, что твой отец мне изменял. Видимо, я не смогла дать ему то, что было у другой женщины, – молодость. А может, он просто недостаточно сильно любил меня, поэтому завел другую. Ты правильно сказала – походя.

– Я не верю тебе! – Ася почувствовала, как жаром полыхнуло лицо, словно мать отхлестала ее по щекам. – Ты лжешь! Ты наговариваешь на отца!

– Нет, Асенька, это правда. Однажды случайно я увидела на его письменном столе в кабинете две длинные узкие бархатные коробочки. Антон куда-то в спешке собирался и, видимо, забыл их на столе. Я, как всегда, перед его уходом, заглянула в кабинет, чтобы проверить, не оставил ли он на столе ключи или телефон, как обычно бывало. Ему потом приходилось возвращаться. Но на этот раз я не успела напомнить ему о тех коробочках, так как он уже вышел из квартиры… Тогда я заглянула в одну из них. Там было колье с бриллиантами и изумрудами и выгравированная надпись на внутренней стороне крышки: «Мара, я люблю тебя! Антон». Я так обрадовалась! Думала, что он заранее купил мне подарок на годовщину нашей свадьбы. А когда заглянула в другую коробочку, увидела такое же точно колье и такую же надпись на крышке: «Мара, я люблю тебя! Антон». Я так растерялась, даже не знала, что и думать. Ну зачем мне два одинаковых колье? Оставив коробочки на столе, отправилась на кухню. Минуты через две в квартиру, словно угорелый, ворвался Антон и сразу кинулся в кабинет, затем ко мне на кухню. Я как ни в чем не бывало пила кофе и смотрела телевизор. «Антон, неужели ты снова что-то забыл? – повернулась я к нему. – У тебя же ключи в руках были, когда ты уходил». Он только нервно улыбнулся и помахал мне рукой. «В зеркало не забудь посмотреться», – крикнула я вдогонку и услышала: «Да-да, дорогая, непременно» и стук захлопываемой двери. Когда вернулась в кабинет, коробочек на столе не было.

Ася немного успокоилась, слушая мать и не перебивая, так как понимала, что на этом история с одинаковыми драгоценностями не закончилась.

– Я металась по пустой квартире, словно загнанный в ловушку зверь. Сердце щемила тоска, в голову лезли мысли о женщине, которая у него могла появиться… И тут я вспомнила, что перед уходом Антон держал в руках также ключи от загородного дома. Я хотела тогда спросить, зачем они ему, ведь он в Барвиху ездит только по выходным, но забыла.

– Когда это случилось?

– В четверг, восемнадцатого июня.

– За два дня до его смерти.

– Ревность и обида терзали мою душу, и я, вызвав такси, отправилась в загородный дом, прихватив запасные ключи. Всю дорогу прокручивала слова, которые выскажу изменнику. И ужасно обрадовалась, что не застала его в доме… Но радость моя оказалась преждевременной. Немного погодя, когда я уже собиралась уходить, приехал Антон… С женщиной. Он называл ее Марой. Так же, как и меня. Очень удобно, правда? В этом случае никогда, ни при каких обстоятельствах не спутаешь имена и не назовешь имя любовницы при жене. И наоборот. Так я невольно узнала тайну двух одинаковых коробочек… Сначала они говорили о деньгах. Антон советовался с ней о бизнесе, который ему кто-то предложил выкупить за границей. Он даже сказал, что уже представляет их обоих на берегу Средиземноморского побережья. Женщина посоветовала ему немедленно забрать деньги из банка и осуществить столь выгодную покупку. Затем они… В общем, мне пришлось стать свидетельницей его измены. Свечку я, конечно, не держала. Зато все слышала. В слезах спустилась вниз и выскочила из дома, стараясь не хлопнуть дверью. Теперь даже вспоминать противно: они прелюбодействовали, а я боялась выглядеть бестактной.

– И они тебя не видели?

– Нет, конечно. Это было бы так глупо. Хотя мне иногда кажется, что лучше бы я тогда выскочила из укрытия, как фурия, со скалкой или сковородкой в руках, отметелила обоих от души, и мы бы дальше продолжали жить с твоим отцом долго и счастливо.

– Мамочка, прости меня!

– И ты меня прости.