Я ей верил.

— Хорошо. Я сделаю все и даже больше, чем в моих силах. Я верну тебе дочь, — поклялся я.

Бриджит написала что-то на листе бумаге и передала мне.

Случайно прикоснулась к моей ладони — пальцы были ледяные. Я невольно поежился. Вдохнул аромат ее волос и тела, почувствовал ее дыхание.

— Вот два телефона.

Я посмотрел на листок.

— Первый — мой сотовый, второй — Морана.

— Хорошо, буду периодически звонить, — пообещал я. Положил записку в карман и спросил: — Что теперь будешь делать?

— Соберу десять миллионов и отправлюсь в полицейский участок — ждать от похитителей звонка.

— Значит, ты не веришь, что сообщение — фальшивка?

— Понятия не имею, чему верить, а чему нет. Но, Майкл, что мне еще остается делать?

— Ты права.

— А ты что будешь делать?

— Зайду с фотографией в «Молт шоп», задам кое-какие вопросы.

Бриджит тяжело оперлась о стол, как будто боялась, что вот-вот упадет.

— Спасибо, — тихо прошептала она.

— Не за что, — как автомат ответил я. Встал и выглянул в окно. — О, «бэт-сигнал»![15]Мне нужно идти.

Бриджит беспомощно улыбнулась. Мы пристально смотрели друг другу в глаза.

— Удачи тебе, Майкл!

Руку она мне не подала, я не протянул свою. Мы продолжали глядеть друг на друга. А затем она кивнула. Разговор был окончен. Я повернулся на каблуках и направился к двери.

На выходе меня перехватил Моран со своими дуболомами:

— Ну как, теперь в курсе?

— Да.

— Майкл, я надеюсь на твою помощь. Серьезно на это надеюсь. Шивон — прежде всего. Но не забудь, о чем мы с тобой говорили, — добавил он тихо.

Я не ответил, вышел в коридор и нажал кнопку вызова лифта. Я был рад побыстрее убраться подальше от этих людей.

— До свидания, мистер Форсайт, приятно отдохнуть! — сказал Себастьян.

— У меня другие планы, — ответил я и толкнул дверь отеля.

Белфаст. 6 Июня, 14:15

Я вышел из «Европы», перебежал через Грейт-Виктория-стрит и заскочил в бар «Корона». Бар был битком набит клерками, которые допивали свое обеденное пиво и лихорадочно соображали, как бы не вернуться на работу. В 1980-х их можно было бы расшугать угрозой взрыва, но в нынешнем Белфасте этот трюк уже не сработает.

Я прошел в туалет, запер дверь кабинки и достал из тайника револьвер и патроны.

Проверил револьвер. Абсолютно сухой. Нужно будет написать в «Зиплок» письмецо и сообщить, насколько их изделия, оказывается, полезны при защите оружия от воды. Я зарядил револьвер и положил его в карман.

Выйдя из туалета, я заметил одного из качков Бриджит: он сидел как ни в чем не бывало в баре и курил.

Моран наверняка послал за мной хвост, чтобы не искать, когда крайний срок истечет, и убрать без хлопот.

С хвоста и нужно начать. Я нажал на кнопку пожарной тревоги, находившуюся рядом с туалетом, и, пользуясь всеобщей суматохой, подсел к парню за столик.

— Побеседовать нужно. Пошли в кабинку, — сказал я.

Парень был еще молод, чуть старше двадцати, потому легко испугался:

— Слушай, я никому не хочу причинять…

— Давай-давай!

Мы прошли к одной из больших глухих кабинок, покуда бармен уговаривал посетителей вернуться на свои места, объясняя, что это ложная тревога. В баре было довольно шумно, а быстро народ не успокоится, и, как только дверь кабинки закрылась, я схватил пустую бутылку из-под «Гиннесса» и ударил парня по голове. Его ноги подкосились, я бережно уложил его на пол. Осторожно смахнул стекло с затылка и придал позу спящего. Примерно через полчаса он придет в себя. Я обыскал его в поисках оружия, но нашел лишь выкидной нож — и что он собирался с ним делать, черт побери? Открыл дверь кабинки, быстро прошел через бар, выскользнул на Грейт-Виктория и, свернув направо, направился на юг — в сторону Брэдбери-плейс и «Молт шоп».

Улицы были плотно забиты озабоченными покупателями и праздными прохожими, студентами, скейтбордистами и — примета нового времени — восточноевропейцами, выпрашивающими милостыню с деревянными кружками и самодельными табличками, на которых было намалевано: «Помогите, пожалуйста». Я бросил одному несколько монет и быстро пошел прочь. Мальчишки-газетчики, стоявшие на кипах своего товара через каждые пятьдесят футов, криками «Купите газету! Купите газету!» зазывали людей потратиться на «Белфаст телеграф».

Темой номера был крайне низкий уровень зарплаты врачей, работающих в больницах. Я пролистал газету, где о Бриджит или о Шивон не было ни строчки, и подумал, что пилеры вполне могли наложить запрет на публикацию каких-либо сведений о них. Ко времени следующего выпуска темой номера, возможно, станет заваруха, которую я устроил, и на обложке появится фото этой заварухи.

Я бросил газету в урну и начал искать глазами «Молт шоп».

Этот район я знал хорошо, но на месте снесенных старых домов стояли новостройки. Дорогие рестораны, новые машины. И, увы, засилье «Старбакс». Даже одежда, которую сейчас носили, разительно отличалась от той, в которую одевались в 1992-м. В те времена почти половина мужчин ходили в пиджаке и галстуке, кто-то без пиджака, но обязательно в рубашке, а самые старомодные не выходили из дому иначе как в твидовых костюмах-тройках и кепках. Теперь же все были в просторных футболках ярких цветов, шортах, сандалиях, брюках с накладными карманами, а от обилия маек с футбольной символикой просто в глазах рябило. «Манчестер Юнайтед», «Глазго Рейнджерс» и «Глазго Келтик» были популярнее других. Женщины тоже щеголяли в широких джинсах и футболках, многие — с символикой «Реал Мадрид»; сначала я решил, что это знак солидарности в память о мартовских взрывах, но потом разглядел на всех футболках номер Дэвида Бекхема.

Новейшей статусной деталью молодежного прикида была бейсболка «Нью-Йорк Янкиз». Дешевые авиабилеты, слабый доллар — и любой молокосос в наши дни может легко слетать в Нью-Йорк.

Да ладно, все не так уж плохо.

В два часа дня во многих школах заканчиваются занятия. И хотел бы я поглядеть на того, кому не понравится зрелище идущей к поездам толпы красивых семнадцати- и восемнадцатилетних старшеклассниц, одетых в коротенькие юбочки, модные кожаные туфли, белые рубашки с галстуками.

Тут мне пришлось остановиться: пилеры перегородили дорогу из-за шествия, совмещенного с «исторической постановкой» — небольшая группа «Подмастерьев»[16]инсценировала один из эпизодов осады Дерри. Актеры были в полной выкладке и обливались потом на жаре. Темные костюмы, черные шейные платки, черные шляпы-котелки и оранжевые кушаки. Разыгрывали они знаменитую сцену, когда подмастерья-протестанты заперли ворота Дерри, чтобы не дать католикам захватить город — реальное историческое событие, имевшее место более трехсот лет тому назад. Никогда раньше не слышал, чтобы эту постановку разыгрывали в Белфасте. Наверняка Белфасту выделили культурный грант от Евросообщества. Самим «подмастерьям» было лет по сорок-пятьдесят, все как на подбор с пивными животиками, неопрятными усами и всклокоченными волосами — им вряд ли помог бы даже Видал Сассун. Католическую армию представлял изрядно поддатый мужчина в зеленом свитере и с длинной палкой-копьем.