– Получается, что мне приходится платить по старым векселям, Майкл, – ухмыльнулся Чордин. – Я до сих пор тебе благодарен. Полагаю, что мы будем квиты, если я тебе помогу.

– До тех пор, пока очередная девчонка не станет нарушать покой твоей семейной жизни.

Чордин порылся в остатках яств, разыскивая съедобные куски, которые он и гость проглядели с первого захода.

– Надеюсь, что ты в хорошей форме, мальчик. Здесь и для тебя кое-что нашлось, – сказал он и без всякого перехода добавил: – Кроме того, ты должен вернуться с тем же караваном.

Майкл хитровато подмигнул.

– Сердце твое, Сам, черно, как адские врата, – сказал он.

– У меня черное сердце? Что ты хочешь этим сказать?! – в шутливом изумлении воскликнул Чордин.

– Ты для меня – открытая книга, Сам. Сейчас ты думаешь о том, сколько денег тебе удалось на мне сэкономить. Как только я уйду, ты примешься потирать от восторга руки.

– Кроме того, Майкл, я спущусь в подвалы и преклоню колени перед хранящимися там мешками с золотом, – весело посмеиваясь, ответил Чордин. – Такова жизнь, друг Майкл. Такова жизнь. Я заплыл жиром не только в буквальном смысле. А теперь, с твоего позволения, я хочу ещё раз показать тебе твою комнату. Что ты ещё желаешь? У меня есть кухонная девочка, которую ты можешь найти премиленькой. Не очень умная, конечно, но кого это волнует. Она с радостью поможет тебе скоротать ночь.

– Посмотрим, Сам. Не надо присылать её ко мне. Устрой так, чтобы наши пути случайно пересеклись. Будет видно, какой курс изберет мать-природа.

– Ты, Майкл, разбиваешь мое сердце. Да, разбиваешь сердце. Объясни, почему я оказался идиотом и погубил себя женитьбой. Здравый смысл подсказывал мне держаться подальше от этого проклятого алтаря, но разве стал я его слушать? Нет, будь я проклят. Должен был взять эту девку. Правда, иного выхода у меня и не было. Она же вела себя так, словно оседлала золотую жилу. Вот с тех пор я и плачу проценты золотом за тот камень-пирит, которым оказалась эта баба. Если бы я был молод, как ты, то, клянусь твоей тощей задницей…

– Как поживают твои детки? – К концу войны у Чордина их было семеро, включая две пары близняшек. Все – девочки.

– Ах, Майкл, они – источник моего страдания и, вне сомнения, явятся причиной моего безвременного конца. У человека одиннадцать дочерей, и старшие из них цветут настолько пышно, что все хулиганы в округе тысячи миль мажут ему дверь дегтем. Куда катится наш мир? Неужели молодежь ни о чем другом думать не может? Дело дошло до того, что для охраны ожерелья из моих маленьких жемчужин мне пришлось нанимать охрану. И знаешь, что получилось в итоге? Мне пришлось гнать взашей этих охранников!

– Тебе следовало бы нанять амазонок.

– Именно, – ухмыльнулся Чордин. – Пухленькие цветочки ростом в пять футов. Рыжие и похотливые.

– Пожалуй, пора идти, Сам, – улыбнулся Майкл. – Будем решать твои семейные проблемы завтра.

Майкл любил Чордина – но только в малых дозах. Ожидание каравана могло бы показаться ему утомительным, если бы не маленькая девица с кухни. Старшие дочери торговца отнюдь не облегчали ожидания. Они унаследовали всю сексуальную неуемность папеньки и были всем, чем угодно, но только не скромницами.

Майкл ощутил облегчение, лишь присоединившись к отправляющемуся на юг каравану.

По его просьбе караван шел быстрее, чем обычно, что было не очень хорошо для животных, тащивших на своих спинах мехи с дорогим вином. В стране, где религиозные законы запрещали употребление алкоголя, торговля вином приносила дополнительные прибыли.

Выпивка предназначалась для окружения Мегелина. Чордин сумел провести товар через таможню, заплатив номинальный «налог на контрабанду», поступавший в кошельки инспекторов. В итоге караван пришел в Аль-Ремиш на день раньше намеченного срока, и Майкл получил целых три дня на то, чтобы лучше разузнать, что творится в столице.

Ему раньше приходилось бывать в пустыне, но в Аль-Ремиш он никогда не попадал. С первого взгляда город его поразил.

Столица Хаммад-аль-Накира лежала на дне похожей на кратер чаши, окруженной со всех сторон голыми, спаленными солнцем землями. После бесконечной, ровной как стол пустыни покрытые зеленью холмы внизу казались чудом.

Город, как таковой, располагался на острове посреди неглубокого озера. С берегом Священный город связывал единственный каменный мост. Внутренний склон чаши украшали рощи оливковых и апельсиновых деревьев, зеленые пастбища и бесконечное число крошечных овощеводческих ферм. Оросительный канал, беря начало в высшей точке склона, затем сбегал пологой, ленивой спиралью к озеру. На своем пути он совершал по внутренней стороне чаши три полных оборота.

Майкл замер, открыв рот. Он вытер пот с лица, поморщившись от боли. У Требилкока была слишком бледная кожа, и жгучее солнце пустыни заставляло его страдать больше, чем других.

– Давай шевелись, – прорычал главный караванщик. – Когда спустимся вниз, можешь глазеть сколько хочешь.

– Откуда поступает вода? – поинтересовался Майкл.

– От хребта Капенрунг идет акведук. Его соорудил Эль Мюрид. Во времена моего отца здесь тоже была пустыня. Мегелин хотел сломать акведук. Парень возжелал смести с лица земли все, что было сделано Эль Мюридом. Однако жрецы заявили, что наложат на него Проклятие. А военачальники сказали, что дезертируют. – Показав на группу памятников, возвышающихся на дальнем краю чаши, караванщик продолжил: – Он начал ломать Стелы Бессмертных, но Белул и Эль Сенусси его остановили.

С того места, где находился Майкл, монументы были едва различимы.

– Что они собой представляют?

– Обелиски. На них выгравированы имена тех, кто погиб в борьбе за дело Эль Мюрида. Обелиски окружают могилы его жены и сына. Говорят, что такой же памятник имеется и в Себил-эль-Селибе. Только там он называется Стелой Мучеников.

– Хм-м… – Майкл двинул вперед своего коня. Большую часть из того, что рассказал ему караванщик, он уже знал, но читать или слышать о памятниках истории совсем не то, что смотреть на них своими глазами. Во время длинного спуска по склону он старался держаться рядом с начальником каравана. – Что бы вы могли мне посоветовать? – спросил Майкл.

– Мало что, сынок. Ведь я не знаю, зачем ты сюда приехал. Могу сказать одно – не высовывайся. И следи за языком. Поосторожнее с выражениями. Здешние жители терпимостью не отличаются. Мегелин напуган. Он лишился народной поддержки и поэтому обрушивается на всех тех, кто осмеливается его критиковать. Старайся следовать законам. Незнание обычаев смягчающим вину обстоятельством здесь не считается. Думаю, что такой подход сохранился со времен Эль Мюрида. Старикан был крепким орешком.

Майкл припомнил, что король рассказывал о войнах Эль Мюрида. Он восхищался тем идеалистом, которым был Эль Мюрид четверть века тому назад. Сам Майкл был слишком молод, чтобы ясно помнить те дни.